Но этим все не кончилось. Она схватила меня за волосы и, рывком
стянув с топчана, потащила в сторону двери.
– Убирайся! Под забором сдохни, чтоб тебя рогатый к себе забрал.
Гадина, тварь, проваливай!
Она тащила безвольную меня, еще и пыталась придать ускорение
пинками. Я же перестала что-либо понимать. Только, как могла,
уворачивалась от ударов, но, к сожалению, не слишком удачно.
Тут дверь распахнулась, на пороге замер тощий подросток лет
десяти. Коричневые штаны, рваные внизу, едва доходили ему до
щиколоток, серая рубаха навыпуск и всклоченные светлые волосы.
– Матушка, оставь, не бери грех на душу. Я сам! – Так себе
перспектива. Подросток стал оттаскивать от меня рассвирепевшую бабу
и приговаривал со слезами в голосе: – Не надо, я прогоню ее.
Баба отпустила меня. Я с трудом встала и, оперевшись на
подростка, вышла в подобие сеней, заваленных разным хламом, а выйдя
из них, очутилась на улице. Стоп, это не моя улица! И вообще не
наша деревня.
Где я? И что последнее помню, до того как услышала визг
бабы?
А помнила я то, что меня пристегнули к кушетке раздолбанного
уазика – Петька, вечно с бодуна, вызвался отвезти в районный центр.
До того я поругалась с соседкой – ее хряк в очередной раз вырвался
из загона и вытоптал мне огород, нарыл ям, в общем, половина урожая
потеряна. Вот во дворе ноги-то и подкосились. Упала замертво.
Очнулась у фельдшера, тот сказал, что, похоже, инсульт, но точно
скажут в больнице. Поставил укол, и Петька меня повез.
– Не дрейфь, баб Мань, щас мигом домчим, только бы ось не
отвалилась.
По дороге, подпрыгивая на колдобинах – асфальт в нашу деревню,
из пяти дворов так и не протянули, – я вспоминала свою жизнь.
Восемьдесят семь лет пролетели как один день. А вспомнить и нечего.
Детей муж мой Сашка из меня выбил. А потом и беременеть перестала.
Нет, мужик он хороший был, рукастый. Вся деревня на нем держалась.
Только вот как выпьет, так и давай чертей гонять. На утро
извинялся, в ногах ползал. Верила и прощала каждый раз. Да что уж
теперь. Вспомнить особо нечего. Послевоенный ребенок, вечно
голодная. Надо было матери помогать, отец с войны не вернулся. А
нас у нее пятеро было. Вот как начала с малолетства скотину пасти,
так и до старости. Всю жизнь в соседней деревне проработала,
сначала в колхозе, затем на ферме. Образование семь классов –
некогда учиться было.