– Это всё? – изумился я.
– Да ты совсем обнаглел, полстраны
голодает, а тебе разносолы подавай. Если по изыскам соскучился, в
ресторан сходишь. И вообще, сильно не обживайся, на днях переведу
тебя в казармы, при курсах пулемётчиков. Поживёшь немного
солдатской жизнью.
Я вновь поморщился.
– А ты что, хочешь командиром стать
по старым заслугам?
– Но я же боевой офицер.
– Об этом забудь, ты сколько лет не
воевал? Даже Империалистическую умудрился в Англии пересидеть. А
война, дорогой мой, изменилась. Ты флеши наши в Севастополе
помнишь? Ровно такие, чтоб пушку поставить и порох спрятать. А
сейчас, только голову от земли поднимешь – сразу пуля в лоб. Так
что учиться тебе заново.
– А вдруг, через год, большевиков не
станет? По крайней мере, в Европе все так говорят.
– Не обольщайся. Эти господа пришли
всерьёз и надолго. Так что: либо мы живём по их законам, либо надо
убираться из страны. Но терять Россию нельзя. Поэтому будешь
делать, что приказано, и не возражать.
– Ладно, пап, – примирительно сказал
я, – а кофе или чай у нас есть?
– Это есть, без них я и сам жить не
могу.
Поначалу чай пили молча, в
конце-концов, не выдержав, я спросил:
– А что, всё-таки, случилось в
семнадцатом году?
Отец немного помолчал, собираясь с
мыслями:
– Понимаешь, Петя, началось-то всё,
гораздо раньше.
– В девятьсот пятом?
– Нет, тогда было совсем другое. А
началось, скорее, году этак, в двенадцатом. Именно в этот момент
все определились чего хотят. Царь хотел сидеть на троне, царица –
управлять мужем, Распутин – власти, а рабочие – реальных прав и
свобод.
– А разве Распутина не убили?
– Ох, Петя, любовь, конечно, дело
хорошее, но у меня такое впечатление, что ты всё это время проспал.
Убили его гораздо позже. А начиная с девятьсот шестого года он так
прибрал к рукам Николая и Аликс, что там даже для Пифии места не
осталось. Более-менее ему противостоял Витте, но его Николай быстро
отправил в отставку, и наш Гришенька совсем распоясался. Дело дошло
до того, что именно он назначал и снимал генералов, министров и
даже церковных иерархов. Странно, что Столыпин столько продержался.
Возможно потому, что в политику не лез. Он, конечно, провёл
аграрную реформу, но главные вопросы не решал. Земля, кстати, так и
осталась у помещиков. Вместо этого, он заставил людей, как следует
работать на тех участках, которые у них уже были. Часть крестьян,
силой перевёз в Сибирь, чтобы они целину пахали. Как ты можешь
догадаться, людям это не понравилось, начались массовые бунты, и
тогда, сей мудрый господин, уставил виселицами всю Россию. Он
считал, что чем твёрже держать вожжи в самом начале – тем меньше
жертв потом. При этом, был чёткий приказ: «меньше арестовывать,
больше стрелять!». Короче, к одиннадцатому году он довёл страсти в
селе до крайности. Люди в голос выли от «столыпинских галстуков»*,
так что, результат был предсказуем. Когда его убили, в стране
начались массовые гуляния. А ведь идеи-то у него были правильные,
только вот осуществление… Между прочим, после его смерти, когда
давление на крестьян ослабло, реформы-то и заработали.