– Постой, – раздался за спиной ее голос. Он обернулся. – Ты правда интересуешься прошлым? – теперь, будто узнав в прохожем знаменитость, Лахе рассматривала Петровича с нескрываемым интересом.
– Действительно, множество любопытных вещей свершилось в прошлом. И мне бы хотелось найти ответы на несколько вопросов относительно некоторых из них. – Он подошел к ней; она была высокой, почти одного с ним роста. От ее черных как смоль волос исходил запах осеннего костра, доносящийся издалека. Немного тревожный запах.
Лахе пожала плечами:
– Не знаю, возможно, я и смогу тебе помочь. Ладно, идем ко мне. – Не ожидая ответа, она повернулась и уверенным, широким шагом продолжила свой путь.
Ее комната оказалась похожей на библиотечный зал. Книжные полки вдоль стен терялись в облачной высоте и в туманной глубине помещения. Петрович с любопытством оглядел ближайшие из них – названия большинства фолиантов были непонятны, не то что неизвестны, ему. «Clavicula Salomonis», «Liber Juratus Honorii», «Arbatel De Magia Veterum», «Тabula smaragdina», «Malleus Maleficarum» – эти вроде как на латыни: что-то про Соломона, магию, ведьм – но были еще полки с инкунабулами по-гречески, на санскрите (уж не «Махабхарата» ли?), на древнекитайском (шангу ханьюй, что ли?) и на библейском иврите (ну а это что – «Кумранские рукописи»?). Еще были полки со свитками – бумажными, кожаными, берестяными, папирусными, – с глиняными табличками, с клинописными надписями на камнях – тут уж вообще ничего понять было невозможно. Еще в стеклянных витринах полно было самых разнообразных весов: старинных на вид и современных – вроде только что снятых прямо с магазинного прилавка, самых простых рычажных и сложных агрегатов, разобраться в устройстве которых без описания было невозможно. Петрович оглянулся. Положив ногу на ногу, Лахе удобно устроилась на диване у низкого столика красного дерева под большим, светлым торшером. И конечно, на столике стояла бутылка шамбертена, виноград, фрукты и всё такое…
– Здесь ответы на все твои вопросы, – улыбнулась она, кивнув в сторону полок с книгами. Улыбка ее была открытой и чувственной, она сразу изменяла ее внешность, словно по волшебству превращая из синего чулка, записной стервочки, в очень даже симпатичную молодую женщину, дочь, во всех отношениях достойную своей матери. Он почувствовал даже, что не прочь припасть головой к ее коленям – пусть даже без шамбертена, – хотя еще следовало совершить церемонию предварительного обольщения, как ей того, похоже, очень хотелось.