— Он что, с зоной так общается?
— Кто знает, — тихо отозвался Макс, — но выглядит жутковато.
Руслан обернулся, его лицо даже не дрогнуло.
— Захотелось воздухом подышать, — бросил он холодно, будто слова
ничего не значили.
Вся камера злилась громким хохотом, кроме одного.
Ярость вспыхнула в глазах Медведя, его голос загрохотал,
заполняя тесное пространство.
— Серьёзно? Я задал тебе простой вопрос. Твоё поведение уже
бесит. Выкладывай.
Руслан, не меняя выражения лица, заговорил ровным, почти
механическим тоном.
— Парня зовут Артём, двадцать три года, телекинез. Дед —
Николай, пятьдесят девять, усиленный слух.
Сказав это, он запрыгнул обратно на пальму, будто отрезав себя
от разговора.
Медведь выпрямился, в его взгляде мелькнула искра интереса, тень
задумчивости легла на суровое лицо.
— Телекинез — это серьёзно. Дед с его слухом тоже бы пригодился.
Парень не сломался под Красными. Значит, ищет выход, как мы искали.
Когда он сюда попадёт, я поговорю с ним первым.
Нестор хмыкнул, скрестив руки на груди.
— А если выберет их?
Медведь сжал кулаки, его голос стал твёрд, как сталь.
— Тогда он глупее, чем кажется. Но я в него верю. Телекинез —
это сила. Его место с нами.
Дверь камеры отворилась с резким лязгом, будто металл
протестовал против движения. В проёме возник сотрудник, его фигура
в черной форме казалась вырезанной из сумрака. Он коротко кивнул
Медведю.
— На прогулочный дворик.
Лёгкая радость шелохнула рассудок, шагнув ближе, его массивная
фигура на миг заслонила проем в коридор. Поздний час наводил на
мысли: это не просто прогулка. Только кому я мог понадобиться? Он
лишь кивнул в ответ, сохраняя непроницаемое выражение лица.
— Ненадолго, — голос был спокойным, но твёрдым. — Скоро
вернусь.
Он шагнул за сотрудником, и дверь за спиной захлопнулась с
глухим стуком, отрезав камеру.
Коридор встретил его сыростью и холодом, пропитанным запахом.
Сотрудник молчал, шаги его ботинок отдавались гулким эхом,
сливавшимся с тяжёлым ритмом шагов Медведя. Они свернули в боковой
проход, где начиналась лестница — узкая, извилистая, словно змея,
уводящая в недра здания. Ступени, стёртые тысячами ног, края
сгладились от времени. Ржавые перила, местами облупленные, лампы на
стенах мигали, отбрасывая тени, которые ломались на углах, будто
живые. Подъём был долгим, каждый поворот сжимал воздух в груди, а
скрип ступеней звучал как предостережение, настойчивый шёпот
тюрьмы. Прогулочный дворик, нарочно устроенный на самом верхнем
этаже, напоминал о том, как глубоко ты погребён под толщей
стен.