Россия осталась далеко, где-то в глубинах памяти. Анна помнила
высокие, в человеческий рост, сугробы, их большой дом и доброго
мужчину, топившего по вечерам печь. Мама сначала приучила называть
Платона "папой", а потом запретила...
Помнила большую пушистую добрую собаку Лушу, жившую в вольере во
дворе. Помнила Лушиных щенков, и как они с мамой клеили на заборе
объявления, пытаясь пристроить кутят. Потом они еще стояли с
корзинкой на местном рынке, уже с ворчащем Платоном, но в конце
концов пристроили всех!
Турцию Аня тоже полюбила, особенно за море, то холодное, то
теплое, и невероятно красивую турецкую осень. Они с мамой любили
посидеть в кафе у залива, закутавшись в пледы, неспешно смотря на
морские дали и дегустируя очередной, особенный сорт кофе. В
Стамбуле в кофе разбирались, казалось все, от мала до велика и
страстно любили этот ароматный напиток.
Вот уже полгода, как жизнь ее резко изменилась. Все казалось
каким-то кошмарным сном, не собирающимся заканчиваться.
Воспоминания были обрывочны. Школа, заехавший за ней после уроков
побледневший и осунувшийся муж мамы Мустафа, оглушающее известие об
аварии и потянувшиеся тусклые дни, похожие один на другой.
В реанимацию ее пустили всего пару раз, объяснив, что жизнь мамы
висит на волоске. Впрочем, Анне все было понятно и без осторожных
слов врачей. Слишком тяжелыми были травмы и слишком необратимыми
повреждения - пострадал головной мозг.
Одиночество до нее докатилось не сразу. В первые дни сработали
защитные механизмы подростковой психики. Анна спала, что-то ела на
автомате, не чувствуя вкуса, смотрела в окно...пока однажды не
пришла в ясное сознание, с ужасом обнаружив себя на кровати в
кризисном центре для подростков. Оказывается, туда ее отвез
добрейший Мустафа, отказавшись связываться с чужим депрессивным
подростком.
Как ни странно, Аня его выбор приняла. Такой человек. Он любил
маму, не ее. Теперь мама на грани жизни и смерти, а она, Аня, в
чужой семье лишняя. Мустафа растерян, он и сыновей своих отвез
матери. Бабушка мальчиков взрослую дочку своей русской невестки не
жаловала. В ее красивом богатом доме Аню, как правило, не
привечали. Нет, не обижали, но ее визиты не приветствовались.
Замещающая семья Анне досталась так себе. Большой дом, десяток
детей под опекой, расписание в душевую и туалет, простая скромная
еда. Если с бытовыми условиями можно было мириться, то с агрессией
других приемных детей мириться было сложно. Драться, отстаивая
себя, приходилось ежедневно. Особенно старались старшие дети,
изрядно потрепав шикарную косу новенькой. В короткий срок Аня
обзавелась седой прядью, дюжиной синяков и ссадин.