Последняя мысль вызвала в нем новую волну неконтролируемого возбуждения. Яркого и болезненного. Его зверь жаждал попробовать ее, присвоить себе, пометить. Оставить следы на нежной коже, смуглой на руках и шее и светло-розовой на груди и впалом, подтянутом животе. Кажется, ее аромат вовсе забрал разум Теодрика, потому что он на мгновение даже залюбовался ей. Ему казалось, что у генерала ужасный вкус на шлюх, разнеженные, слабые, они действительно ничуть не напоминали их женщин. До этого дня. До встречи с этой девкой.
Это только добавило горсть углей в бочку ярости альфы. Что с ней не так? Сколько волчьих невест прошло через него, пресных и безликих. Все они приходили, дрожали, но все равно раздвигали ноги перед альфой сильнейшей на этой планете расы. Они не вызывали в нем и капли того чувства, что Теодрик испытывал рядом со своей истинной. Он изливался в них, на краткий миг ощущая расслабление тела. Болезненное короткое расслабление, даже не удовольствие. Удовольствие было только с Лувой. Божественное, жгучее, охватывающее все его существо. Больше он такого не испытывал.
И никогда не испытает, потому что истинную можно встретить лишь один раз.
А человеческие девки лишь для расслабления и облегчения. Чтобы лишний раз доказать это себе, Теодрик перехватил хрупкие запястья одной рукой и завел за ее голову, вклинился между девичьих бедер. Шлюха-не шлюха, сейчас она познает его во всех смыслах. Он потерся о вход в ее тело, и сквозь зубы вырвалось недовольное рычание: невероятный аромат вдруг стал ярче, но в него добавилась отвратительная горькая нота страха. Как ложка дегтя в бочке сладкого меда. Но даже это уже не могло его остановить.
Его зверя повело, опьянило, одурманило. И, глядя в широко распахнутые глаза девки, он с рычанием толкнулся в нее. Она вскрикнула, прогнулась в пояснице, но только сильнее насадилась на него. Если сначала он злился, хотел ее наказать, то теперь все мысли, все чувства будто бы исчезли, смылись этой тягучей волной наслаждения, что принесла ему теснота ее глубин. Теодрик врезался и врезался в нее, пока удовольствие не достигло своего пика, вспыхнуло в нем, как пламя от единой искры. Оно было таким ярким, что на миг потемнело перед глазами. Тогда он толкнулся в последний раз, сдерживая рычание и изливая семя.