Но когда мы вышли из козлятника, я увидела, что корзинка с яйцами перевёрнута, скорлупа на многих треснула и белок уже прихвачен морозом.
– Как же ты так неаккуратно? – с явным сожалением ахнула скотница. – Надо было в уголок поставить, а не посреди двора.
Я же, вместо того чтобы оправдываться, подошла поближе и стала рассматривать следы вокруг места преступления. Кто-то явно решил подставить или мою начальницу, или меня. Вот так мелко и нагло.
– Бабушка, ты кого-нибудь видела во дворе? – первым делом поинтересовалась я у привидения.
– Нет, милая. Я наблюдала, как вы козлят кормили. Так умильно смотрелось… – княгиня явно мне сочувствовала, но на сей раз помочь ничем не могла.
– Ничего страшного, разберёмся. Недаром меня столько лет натаскивал Иван, а потом и Барбел, – утешила я опечалившегося духа.
И склонилась ещё ниже к разбитым яйцам.
– Вера, что ты там увидеть хочешь? – подошла сестра Табея. – Увы, разбитое не склеишь.
– А вот посмотрите, – ткнула я пальцем в разбросанные курами соломинки. – Если бы корзина сама по себе перевернулась, то не остался бы вот этот след, тянущийся к выходу из загона. Явно кто-то измазал обувь в желтке, когда корзинку пинал. Если осмотреть обувь сестёр, имеющих свободный доступ на задний двор, то мы сможем отыскать злоумышленницу.
– Девочка, да с чего ты решила, что это вредительство задуманное? – нахмурилась скотница. – Неужто свой промах хочешь на кого-то другого свалить?
– Не думала даже такое, – взяла я за руку добрую женщину и заглянула ей в глаза. – Но корзинку я ставила вот сюда, – подвела я Табею к месту, где на тонком слое снега отпечатался едва заметный след от донца лукошка с яйцами, – а она валяется посреди двора. Сама перелетела или всё же помог кто?
Монашка смотрела на меня глазами, полными слёз.
– Прости, Вера, – присела она, чтобы не возвышаться надо мной. – Ты хорошая девочка, а я подумала о тебе плохо. Сегодня во время вечернего служения буду замаливать этот грех. Ты мало того, что честная, но ещё и очень внимательная и наблюдательная. Пойдём, надо найти эту злобную крысу!
Табея резко поднялась, взяла меня за руку и потащила в жилой корпус. Одновременно со словами монахини что-то пискнула бабушка, но я не разобрала её слов и пошла туда, куда меня повели.
– …Говорила же я тебе, что с девчонкой только хлопот добавится. Работала бы как прежде одна, так нет же… – проворчала мать-настоятельница, выслушав сбивчивый рассказ моей покровительницы. – Разбитая корзинка яиц не разорит монастырь, но за дурной поступок должно последовать наказание.