За хлопотами вживания две недели, определённые Кларе для наказания, пролетели для меня незаметно. Даже удивилась, увидев кастеляншу на утренней службе. Женщина ещё больше осунулась и сильнее посерела лицом. Но, кажется, кроме меня жалости к ней никто не чувствовал. Это как же надо было насолить окружающим, чтобы заслужить такое отношение к себе?
Тем временем зима хоть и неохотно, но начала отступать. Под горячими солнечными лучами проседали сугробы, обнажая на пригорках редкие пока проталины.
– Пора стойла для коров готовить, – как-то утром объявила скотница. – Завтра-послезавтра пригонят кормилиц, надобно будет хорошо обустроить.
– Монастырь коров купил? – полюбопытничала я.
– Зачем? – удивилась вопросу Табея. – У нас большое стадо, только ферма в селе устроена. Здесь ни места нет, ни людей для ухода не хватит. А там крестьянки со скотиной возятся за плату малую. Молоко в сыроварню сдают, а сколько-то каждый день в монастырь привозят – и на кухню, и в лечебницу для болящих. Но на весеннюю и осеннюю распутицу, когда телега с бидонами молока через грязь не проедет, двух дойных коровушек к нам пригоняют. Тут мы уже сами их обихаживаем, доим. Без молочка не страдаем. Да ненадолго это – не больше месяца. Потом, как дороги укатают и ездить легко станет, в стадо возвращают, а мы только с козочками возиться станем.
Коров пригнали через день. На первый взгляд, были они хоть и уставшие после перехода, но вполне себе довольные жизнью. Вот только когда Табея через несколько дней пришла поутру доить бурёнок, то ахнула, схватилась за голову и принялась ругаться так, что у меня, много лет проработавшей со строителями, челюсть отвалилась: «Ну ничего себе тётка загибы выдаёт!»
– Что случилось, матушка?
Первый раз «матушкой» Табею я назвала шутя, когда она в очередной раз квочкой хлопотала вокруг меня. Но женщина от такого обращения растрогалась до слёз, и я поняла, что больше так шутить не стоит, и уже всерьёз время от времени обращалась к ней этим тёплым и душевным словом.
И вот смотрю сейчас на расстроенное лицо доброй женщины и не могу понять, что её заставило так выражаться.
– Они нам больных коров пригнали! Сама на вымя посмотри. А я-то думаю, что животинки в последние дни такие беспокойные. Доятся неохотно.
Присела и глянула куда указывала скотница. Похоже, в прошлой жизни я была неплохой помощницей Насте, когда она деревенский скот лечила, и многое из практики запомнила. У коров начиналась оспа. Это не та человеческая, что одну половину населения средневековых стран безжалостно выкашивала, а вторую оставляла с лицами, изуродованными страшными шрамами, – но та, что стала основой для вариоляции населения английским врачом Эдвардом Дженнером. Вспомнив о чёрной оспе, уже захотела материться я.