В Москве такой кружок, под кураторством Джермена Михайловича
Гвишиани, зятя самого председателя правительства Косыгина, начинал
свою работу, а вот в Ленинграде, похоже, нечто подобное появится не
так скоро, как рассчитывали, если только одно наглое рыжее лицо не
заставят работать дальше.
— Шубу! Списки! Быстро! — сказал Некрашевич и бросил трубку.
Илья потер взмокший лоб. Не так давно, еще года не прошло, его
прихватили за фарцу и подкинули валюту. Прихватили, но нашлись
добрые люди, которые поспособствовали закрытию дела. Вот только
сейчас Илья должен был снабжать фарцой людей, которых ему укажут.
Молодежь покупали за шмотки и красивую жизнь, и Илья должен был все
это обеспечивать, быть решалой мелких и часто грязных дел.
Но не было смысла горевать. Теперь его никто не трогает, как и
людей Ильи. Он фарцует, зарабатывает большие деньги, дает
зарабатывать тем, кто на него работает. Ну а остальное не должно
касаться фарцовщика, не так и часто с него требуют действий. Илья
думал, что у него в подчинении тупые дуболомы, но, оказывается, что
и он не столь умный, что теперь играет роль марионетки.
Но кто же находится на вершине этой пищевой цепочки?
— Привет! — нежно, с очаровательной искренней улыбкой
поздоровалась Таня.
— Здравствуй, моя красавица! — сказал я, подхватывая Таню на
руки и увлекая в комнату.
— Да подожди ты, нетерпеливый!
Но я ждать больше не хотел…
Кровать купить нужно. Скрипит, неудобно. Но это осознается
только после того, как чуть спадает напор страстей.
— Ну вот… здрасте не успел сказать, а уже накинулся, — сказала
Таня, когда уже стала собирать одежду, разбросанную по комнате. — А
мне внизу устроили, между прочим, сущий допрос. Там сидят не
женщины, а чекистки!
Таня села на табуретку — и хоть с нее картину пиши. Русалка,
расчесывающая свои длинные светлые волосы. Девушка была обнаженной,
что предавало рисунку необыкновенную красоту и соблазнительность. И
я действительно сидел на кровати и любовался.
— Не смотри на меня так, я смущаюсь, — Таня опустила глазки, но
сложно было не заметить, как ей нравится моё внимание. — Так тебе
из-за меня не прилетит? Меня, говорю, прямо допрашивали на вашей
вахте.
— А то как же! У Никитичны — это та, что покрупнее — дочка есть.
Так она хотела мне сосватать, — улыбаясь, сказал я.