За секретарским столом восседал Александр Николаевич
Поскребышев, правая рука Сталина, фильтрующий поток информации и
людей, стремящихся к вождю. Невысокий, полноватый, с внимательным
взглядом за стеклами очков, он производил впечатление скорее
университетского профессора, чем одного из самых влиятельных людей
в государстве.
— А, Леонид Иванович! — Поскребышев поднялся мне навстречу. —
Рад видеть вас в Москве. Наслышан о ваших дальневосточных
успехах.
— Здравствуйте, Александр Николаевич, — я пожал его полную, но
неожиданно крепкую руку. — Как всегда, в курсе всех событий.
— Такая работа, — он неопределенно улыбнулся. — Товарищ Сталин
примет вас точно в десять. Пока можете подождать здесь. Кстати, не
один вы сегодня с докладом...
Он кивнул в угол приемной, где, погруженный в чтение папки с
документами, сидел Вячеслав Михайлович Молотов. Председатель
Совнаркома, второй человек в государстве после Сталина, выглядел
озабоченным. Его характерное пенсне поблескивало в свете
электрических ламп, брови сдвинуты, губы сжаты в тонкую линию.
— Молотов, — тихо сказал я, подходя к нему. — Давно не
виделись.
Он поднял взгляд, и на мгновение мне показалось, что он не узнал
меня. Затем его лицо прояснилось.
— Краснов! Вернулись из своей дальневосточной экспедиции? — он
пожал мне руку, но без особой теплоты. Молотов никогда не отличался
сердечностью. — Говорят, привезли хорошие новости.
— Стараемся работать на благо Родины, — сдержанно ответил я,
присаживаясь рядом. — А у вас, судя по выражению лица, не самые
лучшие вести?
Молотов поправил пенсне характерным жестом, бросил быстрый
взгляд на Поскребышева, но тот был занят сортировкой бумаг.
— Сложная ситуация с хлебозаготовками, — тихо произнес он. — В
ряде регионов крестьяне саботируют поставки. Кулачество оказывает
ожесточенное сопротивление.
Я понимающе кивнул. Коллективизация, начатая в конце 1929 года,
шла тяжело. Принудительное объединение крестьян в колхозы,
раскулачивание, жесткие нормы хлебосдачи вызывали сопротивление на
селе. Я знал из своего «прошлого будущего», к каким
катастрофическим последствиям это приведет, голоду 1932-33 годов,
многочисленным жертвам.
— Возможно, стоит пересмотреть методы, — осторожно начал я, но
Молотов тут же нахмурился.
— Методы определяет партия, товарищ Краснов. Наша задача -
выполнять решения партии с максимальной эффективностью.