— Договорились, — Артём кивнул, едва
не прыгая от радости. — Сегодня же принесу. Спасибо большое!
Артём протянул руку, и кузнец,
помедлив, сжал её своей мозолистой лапой.
Распрощались тепло, Никодим даже
напоследок поблагодарил за книгу.
Артём вышел из кузницы, чувствуя
облегчение. Это, конечно, еще не победа, но уже шаг к ней. Если
получится сделать задуманное, то это сильно облегчит его работу.
Скальпели Артем помнил хорошо — годы в хирургии научили разбираться
в их форме. Зажимы сложнее будет изобразить, но если Никодим так
искусен, как говорят, то справится.
Артём был так погружён в мысли, что
не сразу заметил скрип колёс и топот копыт. Перед ним, взметнув
грязь, остановилась повозка — крепкая, с резными бортами,
запряжённая парой гнедых лошадей. Кучер, бородатый мужик в сермяге,
натянул вожжи, задребезжал:
— Тьпр-р-ру!
Дверца повозки распахнулась. Оттуда,
сильно покачиваясь, выбрался человек — высокий, широкоплечий, в
богатом суконном пальто с меховым воротником. Лицо, красное,
лоснящееся от пота, толстое, походило на коровье вымя и тряслось от
каждого шага. Глаза незнакомца, мутные, но цепкие, впились в
Артёма.
На шее болтался золотой крест, а в
руке — трость с набалдашником, вырезанным в виде львиной головы.
Запах крепкого перегара и табака ударил в нос.
Артём замер, сердце ухнуло. Он сразу
понял, кто перед ним, хотя и не видел его прежде — слишком схожи
были глаза папеньки со своим сыном. «Сатана в сапогах», Егор
Матвеич Субботин, собственной персоной.
Кулак ухмыльнулся, обнажив лошадиные
зубы.
— Вот и свиделись, дохтур, — пьяно
протянул он. — Иван Палыч, что хмурной такой? Ну, здорово.
Поговорим?
Субботин раскатисто рассмеялся,
доставая из-за пояса револьвер. Артем понял, что разговор не будет
добрым.
Что, и вправду стрелять собрался?
Посреди-то деревни… Ну-ну! Хотя, в пьяном-то виде, наверное, может.
Однако, и не пьян особо-то — похмелье бьет! Значит, здоровье
поправлял известным средством, из-за отсутствия морфия.
Артем нацепил на лицо самую
саркастическую улыбку — главное было не показать, что он этого
чертова кулака боится. Да и не боялся он вовсе, четно сказать. Это
Иван Палыч, похоже, боялся… или, скорее, побаивался — потому и
морфий давал. Или тут иной интерес — денежный? А, впрочем, сейчас
неважно. Сейчас важно другое — эту сатану в сапогах озадачить. Ну и
так… на будущее… Приучить к мысли, что теперь фиг ему, а не
марафет!