Гостей было пятеро. Все молоды. Все
одеты по-городскому. Пухленькая девушка в длиной черной юбке и
блузке, трое молодых парней — то ли студенты, то ли вообще —
старшеклассники… и еще один, постарше, лет двадцати пяти. Сутулый
худощавый брюнет, с узким нервным лицом, пробором и реденькими
пижонскими усиками.
— Прошу знакомиться! — Маша
расставила чашки.
— Очень приятно — Мария! — девушка
по-мужски пожала руку.
— Иван…
— Николай! Степан! Юлий! —
протягивая руки, по очереди представились парни.
— Заварский, — пижон с редкими
усиками назвался по фамилии.
— Это наш Иннокентий, — хохотнула
Анна Львовна. — Так сказать — мозг. Прошу любить и жаловать.
Пожимая руку, Заварский несколько
скривился.
— Что-то с плечом? — с ходу
определил Иван Палыч.
— Был ранен…
Понятно… Вероятно, недавно с
фронта.
— Бежал с каторги.
Ого! Серьезный товарищ… Ох, Анна,
Анна…
— А вы, я так понимаю —
сочувствующий?
Ох, и взгляд оказался у пижона!
Пронзительный, неуютный. Прямо прожигал насквозь.
— Впрочем, Анна Львовна за вас
поручилась.
Вот, значит, как? И кто же ее об
этом просил?
— Коля, разливай вино и приступим! —
по-хозяйски распорядилась учительница. — У всех налито?
— У всех… Ой! Пироги!
Деревенские!
— Угощайтесь! — довольно улыбнулся
Артем.
— Ну, товарищи… — Анна Львовна
поняла чашку. — В борьбе обретем мы право свое!
— За нашу борьбу!
— За борьбу!
— Товарищи! — учительница, похоже,
была в этой подозрительной компании за главную. — Очередное
заседание зарской ячейки партии социалистов-революционеров считаю
открытым! Приглашенный — Иван Палыч… врач… ну, вы знаете… Итак,
сегодня обсуждаем работу Виктора Михайловича Чернова —
«Международный социализм и война». Надеюсь, все прочли?
Прочли, похоже, все ибо тут же
пустились в самые пространные обсуждения, словно школьник, галдя и
перебивая другу друга:
— Да это же оборончество! Самое
настоящее оборончество! А где же, товарищи, интернационализм?
— А вы не забыли о социализации
земли?
— А Дума? Зачем же мы вышли из
Думы?
— Террор! Хлесткий революционный
террор! Вот о чем мы забыли, товарищи!
— Ага, террор… Вы еще Азефа
вспомните! Он и террор, он и охранка!
— Ну и зачем этого подлеца
вспоминать?
От идей как-то незаметно перешли на
личности, всплыли какие-то неизвестные Артему фамилии —
Брешко-Брешковская, Спиридонова, Гершуни, Чернов…