Он ударил в самое сердце страха врага.
И внушил им сомнение.
А сомнение убивает армии быстрее меча
Утро принесло ярость.
Вражеские армии, униженные ночным ударом, больше не таились.
Они выстроились рядами на опалённых лугах вокруг форта, выставив
щиты и копья, сверкая сталью на солнце.
Над лагерями взметнулись новые знамёна — чёрные, красные,
зелёные, каждый цвет обещал смерть.
И вместе с ними пришли осадные машины.
Катапульты. Требушеты.
Грубые, но смертоносные.
Их собирали всю ночь, спеша, ломая деревья, сколачивая
балки.
Теперь они стояли в полной готовности.
Их пасти раскрылись в сторону стен.
Балдуин смотрел с северной башни, сжимая рукоять меча.
Рядом стоял Рамир, нахмурившись.
— Они хотят снести нас камнями, — пробормотал он. — Потом смести
копьями.
Балдуин молча кивнул.
Он знал: если стены падут — начнётся резня.
Первая каменная глыба взвыла в воздухе, опустившись на
юго-восточную стену.
Древесина вздрогнула, посыпались щепки, но форт устоял.
Пока.
Следом в воздух поднялись новые снаряды.
Некоторые разлетались в воздухе на куски — начинённые гвоздями,
битым камнем, коваными шипами.
Каждый удар гремел, как удар молота по колоколу.
Каждый раз форт вздрагивал, словно живой.
Система вспыхнула:
Осадные машины обнаружены!
Повреждение стен: 10%.
Боевой дух врага: повышен.
Балдуин спустился к строителям.
— Усилить подпорки!
— Выставить щиты вдоль стен!
— Готовить камни и масло!
Мастера и солдаты бросились исполнять приказы.
Они работали молча, быстро.
Каждый понимал: время идёт на износ.
И не только камни били по фортам.
Били нервы.
Бил страх.
Рамир подошёл снова, весь в пыли.
— Милорд. Есть мысль.
Балдуин посмотрел на него.
— Если позволите, — продолжил Рамир, — мы можем выслать ночью
небольшую группу.
— Перерезать канаты на требушетах.
— Поджечь их.
Балдуин задумался.
Это было безумно.
Но безумство иногда спасает.
Он сжал кулак.
— Готовьте людей.
Рамир улыбнулся волчьей улыбкой.
— Будет сделано.
На стенах люди гибли.
Стрелы врагов падали дождём.
Порой казалось, что небо само обратилось против них.
Но Балдуин стоял там, на передовой, не укрываясь, не склоняя
головы.
И его воины смотрели на него.
И понимали: если он не падает — и они не падут.
К вечеру стены держались.
Пока держались.
Но каждую минуту враги били новые клинья в их броню.
И ночь обещала быть долгой.
Очень долгой.