Море плескалось у его сапог.
Он смотрел, как “Воля Бейрута” рассекает волны.
И в его сердце росла уверенность.
Не самоуверенность.
Не гордость.
А спокойная, тяжёлая уверенность.
Они начинали что-то большее, чем просто стройку.
Они начинали эпоху.
Рядом стоял Рамир.
Он всматривался в горизонт и пробормотал:
— Никогда не думал, что услышу крики радости от спуска
корабля.
Балдуин усмехнулся:
— Корабль — это меч. Только другой формы.
Рамир усмехнулся в ответ.
— Тогда давай ковать ещё мечей.
К вечеру, когда город праздновал первый спущенный корабль,
Балдуин работал в своей комнате.
Перед ним лежали карты.
Карты морских путей.
И планы.
Большие планы.
Потому что Балдуин знал: если Бейрут хочет выжить, он должен не
только защищаться.
Он должен править морем.
И в свете мерцающих факелов рождалась стратегия.
Стратегия, которая изменит всё.
Пока верфи росли, а новые корабли впервые бороздили волны, в
городе начинало зреть другое — невидимое.
Страх.
Зависть.
Ненависть.
И всё это шло не снаружи.
А изнутри.
Балдуин чувствовал это.
Словно холодный сквозняк в солнечный день.
Где-то в тени рождались шёпоты.
Где-то в глубине улиц росло недовольство.
Те, кто привык кормиться грабежом и интригами, те, кому новый
порядок казался цепями, начинали шевелиться.
Их было немного.
Но достаточно.
Первые сигналы пришли от Рамира.
Поздним вечером он вошёл в кабинет Балдуина, плотно закрыв за
собой дверь.
— Милорд, — тихо сказал он, — в городе появляются странные
люди.
— Какие?
Рамир нахмурился:
— Бывшие наёмники.
— Купцы без товаров.
— Паломники, что слишком много задают вопросов.
— И даже несколько бывших стражников, выгнанных после
чисток.
Балдуин не ответил сразу.
Он медленно крутил в руках кубок с вином.
Потом сказал:
— Они ищут трещины.
И добавил:
— А мы должны закрыть их прежде, чем они превратятся в
расселины.
На следующий день Балдуин созвал узкий совет.
Только верных.
Только тех, кого он проверил не мечом, а временем.
Рамир.
Старый капитан городской стражи.
Один из судей нового Совета.
И несколько купцов, доказавших свою преданность делом, а не
клятвами.
В узком кругу он говорил прямо:
— Мы стоим на границе двух миров.
— Один — это хаос, старый порядок силы и грабежа.
— Другой — это порядок закона.
Он провёл пальцем по столу.
— Тот, кто за нами — будет с нами.
— Тот, кто против — падёт.
Никаких полутонов.