- Ваше Величество, - начал Орлов, подходя ко мне с документами,
- ситуация в стране становится всё более нестабильной. Студенческие
волнения, рост революционных настроений… мы не можем сидеть сложа
руки.
Его слова снова напомнили мне о реальности. За этими мрачными
тайнами, которыми я занимался, стояли реальные проблемы:
недовольство, бедность, коррупция, несправедливость. Всё это
порождало бурю, которая может уничтожить страну. Империя была на
грани потрясений, и я не мог позволить себе продолжить сидеть в
тени, наблюдая.
- Я согласен, Орлов, - сказал я, посмотрев на него. – Но нужно
действовать не только в ответ на внешние угрозы. Нужно создать
что-то такое, что укрепит власть, дадим людям настоящую надежду, и
пусть они поверят, что мы не только правим, но и ведём их к
процветанию.
Я обвёл взглядом своих советников. Они слушали меня, но в их
глазах было недоумение. Они не понимали, о чём я говорю, потому что
не знали всей глубины ситуации. Внутри меня теперь существовало
знание, которое, возможно, станет ключом.
- Мы должны провести реформу. Реформу, которая продемонстрирует
силу Империи, но и даст народу надежду, что они не заброшены, что
их голос имеет значение, - продолжил я, смотря в глаза каждому из
присутствующих. – Я объявляю манифест воли.
Советники переглянулись. Воскресенский, как всегда, осторожный,
протянул руку к бумаге, на которой были записаны мои первые
наброски. Я вложил свою волю в эти строки, и они должны были стать
началом новой эры. Это не была обычная реформа, эта была
декларация, знак, что власть не только существует, но и понимает
свои обязанности перед народом. Манифест воли был простым, но
сильным. Мы предложили ряд изменений, которые сразу бы укрепили
экономику и сдержали волнения. Студенческая свобода, рабочие права,
реформы в сельском хозяйстве – всё это должно было стать новым
курсом. И главное – заклинание «справедливости», которое бы
привлекло и старую аристократию, и новые социалистические
настроения, а также удержало людей от чрезмерных радикальных
шагов.
- Мы должны представить это как инициативу, исходящую от
монарха, - сказал Павел, - от себя лично. Иначе они не поверят.
Важно, чтобы люди почувствовали, что они нуждаются в нас, а не в
насилии.
Но Орлов и Воскресенский выглядели настороженными.