Я распахнул дверь кабинета.
- Зовите их. Начинаем.
В это мгновение я чувствовал не просто уверенность. Я чувствовал
силу. Не ту, что исходит от трона или короны, а ту, что приходит с
пониманием:
я знаю, что будет.
Я знаю, чего нельзя допустить.
И я здесь, чтобы изменить это.
***
В Белом зале стояли трое: генерал-адъютант Владимир
Артемьевич Дедюлин, командующий лейб-гвардией;
полковник Павел Жилин, молодой, но храбрый офицер,
участвовавший в подавлении беспорядков; и генерал Витольд
Новицкий, поляк по происхождению, консервативный, но
дисциплинированный. Они выстроились по уставу, лица – спокойные, но
в глазах – напряжённый интерес.
Я прошёлся перед ними, не спеша.
- Господа, - начал я, остановившись. – Впереди времена, которые
сломают слабых. Я не собираюсь быть слабым. И вам не позволю.
Жилин чуть провёл бровью. Новицкий даже на миг сжал губы.
Дедюлин же лишь кивнул – он был старой школы, и уже чувствовал, что
перед ним стоит другой Николай.
- Мы реформируем армию. Прежде всего – гвардию,
как символ дисциплины и воли. Я прикажу разработать новую систему
боевой подготовки. Хочу, чтобы через полгода лейб-гвардейцы
стреляли быстрее германцев и маршировали точнее британцев.
- Ваше Величество, - осторожно заговорил Новицкий, - подобные
реформы потребуют значительных затрат и времени. Подозреваю, Дума
не в восторге будет…
Я резко повернулся к нему.
- Дума будет в восторге от того, что мы останемся в
живых и не сдадим Петербург в руки толпы, когда она снова
попытается его взять. Или вы хотите ждать, когда в Зимний войдут
революционеры с ружьями?
Тишина. Никто не осмелился ответить.
- Поручаю вам, господа, собрать списки офицеров, на которых
можно положиться. Не тех, кто чин по родству получил, а тех кто
любой пост заслужил в поле, а не в салоне. Срок –
неделя. И… конфиденциально. Это приказ.
Я сделал паузу, разглядывая их.
- А теперь – вольно. Идите.
Когда за ними закрылась двери, я на мгновение опёрся на спинку
кресла. Вот он, первый камень, брошенный в стоячее
болото. Теперь слухи точно расползутся: «государь стал
другим», «государь говорить, как военный», «государь готовится к
буре». И это хорошо. Мне нужно, чтобы они начали беспокоиться.
Чтобы привычный комфорт растаял, как весенний лёд.
Я вернулся в кабинет. На столе уже лежали первые доклады – о ценах
на зерно, ситуации в Варшаве, передвижениях Балканских
союзников.