
Отзывавшаяся на писк мигрень отступила, а Следом Торн разлепил
глаза, чувствуя, как рвётся застывшая корка из крови и слизи –
процесс настолько неприятный, что парень начал морщиться… и понял,
что корка эта покрывает абсолютно всё его лицо.
– Пха… Фрпх! Да что за… – Приподнявшись на одном локте, Торн,
наконец, прозрел, почти сразу наткнувшись взглядом на тело в броне
ООБ, под которым растеклась ставшая матово-чёрной лужа крови. И
застыл, когда в голове вспыхнула сверхновая: воспоминания о
произошедшем появились словно из ниоткуда, принеся не только
ответы, но и новые вопросы.
«А самый главный – почему я, вашу-то бабушку, ещё жив?!».
Перевернувшись и встав на корточки, Торн попытался глубоко
вдохнуть, но тут же зашёлся в продолжительном, отказывающемся
прекращаться кашле. И лишь выхаркав вставший поперёк горла ком
кроваво-серой массы, парень смог поднять голову, отодрав с лица
остатки застывшей, отходящей цельным куском кровавой маски.
Слишком плотной, чтобы выжить, единожды «примерив» её.
С такой кровопотерей не выживают даже в теории, но…
– Я… жив. Определённо, жив… – Неуверенно опираясь на чуть
подрагивающие ноги, Торн окинул крышу взглядом, с каждым мигом
становясь всё более и более хмурым.
Воспоминания набатом бились в голове, и глаза находили
подтверждение всему, кроме его собственной очевиднейшей смерти.
Останки боевых товарищей так и лежали, нетронутые ни
падальщиками, ни ноктюрнами, ни временем. Лузга, Гроб, Лось… и
Сеньор, в голове которого твари, зовущие себя элитой, проделали
аккуратное отверстие. Просто решили убедиться, что он никому ничего
не расскажет, как посчитал Торн.
Его самого добивать не стали: зачем, если само сдохнет?
Но Торн выжил, и ему ещё предстояло понять, как и почему. Вряд
ли намешанная доком в оперативном центре смесь в принципе могла
дать такой эффект, чтобы сращивать кости, закрывать раны и вообще
собирать из фарша человека: сколько парень ни осматривал себя, а
последствий боя, если не считать изодранную в хлам броню, разбитое
снаряжение и засохшую кровь, покрывающую тело, обнаружить не
удалось.
Зато было кое-что другое, до усрачки напугавшее парня: его кожа,
открывшаяся под повреждёнными комбезом и бронёй, с которой
произошло нечто невообразимое.
Всё тело, от кончиков пальцев на ногах и как минимум до самой
шеи было покрыто толстым и плотным нагромождением слоёв тёмно-серой
паутины, выполняющей роль своеобразного подклада для брони, отлично
тянущейся и не позволяющей отщипнуть от себя даже самый маленький
кусочек.