Князь Андрей потянул на себя высокую дверь и остановился на
пороге. Его отец князь Николай Андреевич, одетый в старый полинялый
кафтан, стоял за станком, поглощенный работой. Не обращая внимания
на то, что кто-то вошел в комнату, он продолжал упорно обтачивать
деревянную деталь. Просторное помещение, освещенное дневным светом,
падающим из больших окон, наполняли разнообразные вещи. На столе,
стоящем по центру, лежали какие-то чертежи и громоздились стопки
бумаг. Вдоль стен все пространство занимали книжные шкафы, набитые
книгами в переплетах разных цветов и размеров. На бюро в углу под
деревянной линейкой лежал бумажный лист, на котором были сделаны
простым карандашом какие-то наброски и пометки.
Помимо точильного станка с круглым точильным камнем, на котором
в этот момент работал старый князь, в мастерской стояли еще
токарный и сверлильный станки. Все они имели ножной привод от
широкой педали. Ее нужно было качать ногой, чтобы посредством
шатуна и кривошипа раскручивать маховик, с которого вращение через
ремень передавалось уже непосредственно на станочный шкив. Помимо
станков имелись и другие приспособления: винтовой пресс, небольшая
гильотинка, верстак с тисками и, разумеется, огромное количество
разнообразных инструментов, в основном, столярных. Кроме этого, под
верстаком и на нем лежали материалы: куски дерева разных пород и
листы фанеры. А на полке над верстаком расположились стеклянные
баночки с клеями и красками.
Князь Николай был сухощавым и жилистым мужчиной, пожилым, но еще
не дряхлым. И все его движения в обращении со станком и деталью,
которую он обрабатывал, выглядели точными и сноровистыми, выдавая в
нем талант настоящего мастера, умеющего очень многое делать своими
руками. Князь Андрей даже залюбовался на мгновение его работой. А
он, не поднимая глаз от детали, крикнул:
— Егорка! Ну, чего стоишь? Заходи. Поможешь мне сверлильный
станок починить. Там ремень лопнул.
— Это я, отец. Я вернулся с войны, — проговорил князь
Андрей.
Старик перестал точить и, подняв глаза, казалось, онемел.
Уставившись на сына, он, наверное, целую минуту не мог вымолвить ни
единого слова. А потом пробормотал:
— Я думал, что это пришел Егорка, крестьянский малец, которого я
взял в подмастерья…
И тут же добавил, словно очнувшись, уже другим тоном: