— Не верю своим глазам! Ты ли это, сын мой? Как же это возможно?
Я же получил письмо от Кутузова о том, что ты героически погиб со
знаменем в руках!
— Не знаю, почему Михаил Илларионович не написал вам после,
когда я уже нашелся. Но, как видите, я жив и даже здоров! —
проговорил князь Андрей, войдя в мастерскую и с интересом
рассматривая оборудование и инструменты.
— Совсем ты взрослый стал и суровый. Даже родного отца обнять не
хочешь. Поди, хлебнул на войне лиха? — пробормотал старик,
разглядывая сына.
А тот просто подошел и сгреб старика в объятия, ни слова не
говоря.
— Ну все, пожалей мои старые кости, — проворчал Николай
Андреевич.
И, дождавшись, когда сын отпустит его, добавил:
— Знаю я, что такое война, еще с князем Потемкиным служил.
Думаешь, что просто до генерал-аншефа дослужиться мне было? Совсем
непросто. Много солдатской каши для этого съесть пришлось. Так что,
садись, сынок, и рассказывай, как же так вы при Аустерлице
пролюбили все хорошие шансы на победу?
— Да и рассказывать особо нечего. Австрийский генерал Вейротер
подсунул нашему императору Александру негодный план. И государь
этот план по своей неопытности утвердил, проигнорировав мнение
Кутузова. Мы из центра начали атаковать по флангам, растянув
войска. А Наполеон дождался, когда основные наши силы начнут
фланговые атаки, покинув центральную позицию на Праценских высотах,
и французы заняли ее, захватив наши пушки. Ну, а дальше уже начался
разгром, поскольку господствующая высота и преимущество в
артиллерии оказались у супостатов, — сообщил князь Андрей.
Старый князь покачал головой, потом проговорил:
— А Кутузов сейчас в опале. Я давно уже не видел его. Гораздо
дольше, чем тебя. По слухам, он все лечит свою раненую щеку где-то
на юге, на водах. И говорят, что губернаторствовать в Киеве его
вот-вот назначат. Не знаю точно. Он мне писем больше не слал. Хотя,
если он знал, что ты все-таки жив остался, то мог бы и написать
старому сослуживцу.
Князь Андрей сказал:
— Кутузов, наверное, подумал, что кто-то выдает себя за меня. Я
в Моравии в такую историю попал, что сообщение ему мне удалось
только посредством голубиной почты отправить. А для этого письмо
сначала зашифровывали, а потом расшифровывали. И почерк,
разумеется, получился совсем не мой. Хотя ответ он все-таки
прислал. Тоже с почтовым голубем. Вот только, написал, что ничем
помочь не может ни мне, ни тем людям, с которыми я тогда
находился.