— И что с того? — наклоняется и шепчет в губы. — Ты все еще моя девочка. И пять лет этого не изменили.
Голова кружится от его парфюма. Он хочет меня поцеловать, но я все же неосознанно отворачиваюсь, и его губы касаются моей щеки. Удар сердца, который оглушает, и бархатный шепот:
— Недотрога.
Выворачиваюсь из его объятий, толкаю в грудь и в истерике рявкаю:
— Я замужем! Ты меня слышишь?!
Бариста за стойкой округляет глаза. Одно радует, что кофейня только недавно открылась, и людей сейчас в ней нет.
— Муж не стена, — небрежно проводит большим пальцем у левого уголка рта. — Ты запачкалась. Пенка от кофе.
Отмахиваюсь. Его самоуверенность обескураживает до онемения и невозможности даже моргнуть.
— Мне пора, — отступаю и толкаю дверь.
— Мила.
Оглядываюсь. Смотрит на меня так же, как тогда, когда я убегала. С мрачным взором и с легкой усмешкой. Столкнулись по глупой случайности, чтобы я вновь трусливо ретировалась. Задержалась бы я в кофейне всего на одну минуту, и его машина не окатила бы меня лужей, а я не кинула бы в гневе стаканчик латте.
И меня уже не волнует мое увольнение, которое показалось катастрофой. Это сейчас она набирает обороты, чтобы взорваться сожалениями, обидами и тоской по ярким дням наивной влюбленности. Те две недели были отдельной жизнью для меня, вспыхивающим на солнце осколком среди прелой листвы.
— Мне действительно пора, — тихо отвечаю я и слабо улыбаюсь. — Прощай, Адам.
— А я тебе говорю “до встречи”.
Выныриваю на крыльцо, и на меня налетает порыв ветра, который будто требует вернуться в кофейню к Адаму, но я торопливо спускаюсь по ступеням. Жизнь продолжается и ничего такого страшного, чтобы я сейчас смахивала слезу со щеки, не произошло. Да, встретилась с бывшим любовником, но он остался в прошлом.
— Может, тебя подвезти?
На этот раз я не оборачиваюсь и скрываюсь среди остальных прохожих. Затем сворачиваю в переулок, приваливаюсь к стене и ищу в сумке пачку влажных салфеток, чтобы вытереть щеку, которой коснулись губы Адама, но не нахожу. Я их оставила на столе, как и свой ежедневник.
— Проклятье, — цежу я сквозь зубы и в панике раздумываю над тем, что делать дальше.
Надо вернуться. Я бы не сказала, что в ежедневнике есть что-то очень важное, но я не хочу, чтобы кто-то в него заглядывал, например, Адам, и изучил мои списки покупок, расписание рабочих и выходных дней, глупые каракули и встречи. Рискну.