Тридцатилетнего иностранца занесло в Россию из Молдавии, где он
был секретарем какого-то тамошнего господаря. Приехал он
целенаправленно ради встречи со мной, и я удостоил его
непродолжительной беседой, в которой убедился, что это один из тех
людей, что в моей истории совершили революцию во Франции. Кадр был
перспективным.
Я мысленно усмехнулся: «Кому-то же надо разжигать беспорядки в
Европе».
Судебное заседание началось со вступительной речи Радищева,
выступающего в роли государственного обвинителя. Все мероприятие
было подготовлено лично им и его немногочисленными пока подручными.
Параллельно он и с тысячами задержанных дворян и прочих глупых
болтунов разбирался – заработали первые судебные тройки. За
оскорбление величества, конечно, полетят головы, но далеко не у
всех и неспроста. Так что нагрузка на моего министра юстиции в
последние дни была просто сумасшедшая. Что было заметно по его
осунувшемуся лицу и несколько более резкой манере поведения и
речи.
— Ваше императорское величество, высокопреосвященнейшие владыки,
– начал Радищев, кланяясь по очереди мне и митрополитам,
принимавшим участие в суде. – Призванный быть обвинителем
величайшего из злодеяний, когда-либо совершавшихся на русской
земле, я чувствую себя совершенно подавленным от ужаса гнусности,
открывшейся передо мной. Попирая законы человеческие и божеские,
обвиняемая не только осквернила священные узы брака, но и замыслила
убийство своего супруга – помазанника Божьего! Перед лицом господа
Бога нашего прошу высокий суд рассмотреть доказательства, выслушать
свидетелей и определить справедливое возмездие для этой падшей
женщины.
При этих словах Радищев патетично указал рукой на портрет.
Бородатые суровые иерархи слушали выступление, делая вид, что он
их совершенно не убеждает. Но я был спокоен за итоговый вердикт.
Все было решено еще накануне в тяжёлом для меня разговоре с этими
князьями церкви. Но Радищев о достигнутых договорённостях не знал и
старался всерьез.
Надо признать, что Александр Николаевич за короткое время
умудрился собрать приличную доказательную базу в части обвинений,
касающихся супружеской измены. Этому, конечно, способствовал
террор, чинимый тайной канцелярией среди дворянства Москвы. Все
попавшие в застенки Соколова и Шешковского старались облегчить свою
участь и охотно доносили любые слухи и сплетни.