Может, у кого и екнуло бы сердечко при офицерском допросе, но
только не у Карпа Силыча. Даже глаз не дернулся. Выход, как
уговорено, Ферапонта. Пущай отдувается.
— То с Рославля мастеровые едут к отцу Иосафу на работы в
Авраамиевском монастыре. Спасо-Преображенского монастыря игумен
Илларион кланяется им. Ежели надобно, то вот письмо от отца
настоятеля.
И монах начал вытаскивать из-за пазухи конверт.
Савельев совершенно не волновался. Письмо было подлинным. Монах
этот сопровождал их от самой Москвы и был из доверенных лиц
архиепископа Платона. Он спешно ездил в Рославль за этим
документом. По его словам, добыть его труда не составило. Монастырь
тот десять лет назад указом Екатерины вывели за штат, и он с тех
пор бедствовал. Так что его настоятель рад был помочь «истинному
государю».
Прапорщик скомандовал своим подчиненным обыскать телегу и
принялся читать письмо. Пара солдатиков не особо усердно поворошила
в телеге вещи, погремела инструментом и удовлетворилась увиденным.
Их наконец пропустили.
Савельев внимательно наблюдал за устройством оборонительных
сооружений. Земляные валы защищали проездную башню, к которой через
глубокий ров вел деревянный мост. В самой башне дорога делала
поворот под прямым углом. Это был так называемый захаб. И уже за
могучими внутренними воротами открылся вид на городскую застройку.
Бесконечная лента заборов вдоль мощеной булыжником мостовой. И
одно-двухэтажные домики, утопающие в зелени. Очень похоже на Нижний
или Казань.
Остановились на монастырском подворье. Ферапонт вытащил из
телеги здоровенную оплетенную лозой бутыль, выбрал одного из
попутчиков в качестве носильщика и скомандовал:
— Здесь располагайтесь. А я пойду с отцом настоятелем
договариваться, – он истово перекрестился и пробормотал. – Господь
всемогущий, дай мне здоровья.
Глядя в спину уходящему монаху, Савельев негромко добавил
Пантелею:
— Ежели попы меж собой не договорятся, то с подворья съезжаем и
у твоих знакомцев сныкаемся. Сходи-ка ты их проведай. И разузнай,
как тут и что.
Новичок в его команде, найденный среди тех колодников, что
примкнули к бунту еще на Урале, кивнул и исчез за воротами
монастыря.
Вернулся Ферапонт после заката. За это время местный келарь
успел поставить на работы залетную артель. Тому, что из десяти
человек только один был настоящим каменщиком, он ничуть не удивился
и нарезал им фронт работ на неделю. С харчеванием и помывкой вопрос
тоже решили, и вся банда охотно попарилась в монастырской бане. И
вот теперь, когда они лежали на лавках чистые и сытые, за окном
послышались шаркающие шаги, громкое икание и неразборчивая ругань.
Шаги стихли, раздалось журчание. Довольно длительное. Потом
заскрипела дверь, и в горницу, пошатываясь, ввалился монах.