— Знают, государь. В смятении ныне пребывают. Требуют идти на
отражение ногаев. Насилу удержал на местах. Сказал, что ты,
Государь, свое слово скажешь сегодня. Ждут его.
— Мы эдак без конницы останемся, ежели все уйдут, – проворчал
Подуров. – У меня и так беда с войсками. Сколь много сил приходится
отъять в тех губерниях, где начался захват господских земель. Ведь
до чего дошло! Село на село!
Да, черный передел – это непросто. Сперва на барина, потом на
соседей, а следом и бедные на богатых пойдут. Как же мучительно не
хватает времени, чтобы все успеть, а тут еще и новая напасть!
— А сколько у нас донских всего? Без яицких и запорожских? –
уточнил Перфильев.
— Два полных полка. Астраханский Никиты Румяного, там тысяча
двести сабель. И Царицынский, Федора Дербетова, там тысяча, но
вперемешку с киргизами. В иных полках донских еще тысяча наберется.
От Румянцева к тебе, государь, шесть тысяч перешло. Но и прочие
тоже рвутся ногаев резать. Ведь и у Яицких много родни с Дона. И
мишари с касимовскими татарами под ударом.
Я побарабанил пальцами по столу.
— Сделаем так. Астраханский и Царицинский пополнить донцами и
мишарями из иных полков. Подошедших от Румянцева также присоединить
к этому отряду. Обязательно выделить им легкую артиллерию: картечь
против всадников – самое то! Общее командование всеми донцами
поручить Дербетеву. Его уважают, и опыта у него достаточно, а
Никита молод еще.
— Мало, – буркнул Овчинников, – и десяти тысяч не будет.
— Больше я не могу отдать, иначе совсем кисло нам будет, –
вздохнул я. – Надо инородцев поднимать. К Нуралы-хану гонцов срочно
вышлем. Указ напишу. Пусть весь его жуз поднимается. Ему зачтется
то, как он этот приказ исполнит. Если будет волынить, казню без
жалости. Постарается – награжу по-царски. К калмыкам астраханским
тоже гонца. Пусть присоединяются к Нуралы-хану и вместе
переправляются через Волгу у Царицына и идут оттуда на север, на
перехват набегу. Тысяч десять они обязаны собрать...
— Больше, – неожиданно вмешался Суворов. – В начале турецкой
кампании калмыки семнадцать тысяч выставили.
Видимо, зацепило генерала наше обсуждение. Вот он и вставил
слово, ибо не мог не понять: и я, и Долгорукий играли схожим
образом, но с разным результатом. Мы оба пытались раздергать силы
противника перед предстоящей схваткой. Вот только в моем случае
итогом станет защита русского человека, а у Долгорукого – боль и
страдания населения на границе степей.