Мужики переглянулись, закивали. Кажется, поняли. Или сделали
вид, что поняли. Но посмотрели на меня уже по-другому. С глубоким
уважением.
Тут мой взгляд упал на двух изящно одетых дам, стоявших в
отдалении под тенью от колокольни Ивана Великого и с явным
неудовольствием наблюдавших за происходящим. Агата и Августа.
Явились-таки. Но участвовать, видимо, не собирались. Морщили
носики, обмахивались веерами. Ну уж нет, голубушки. Так не
пойдет.
Я подозвал Никитина.
— Приведи-ка мне Августу и ее фрейлину.
Телохранители быстро доставили их ко мне. Агата смотрела с
вызовом, Августа – скорее с испугом и недоумением.
— Что, красавицы, прохлаждаетесь? – спросил я нарочито
грубовато, по-русски. Пусть немка учит язык в “боевых условиях”. –
Или думаете, вас это не касается? Дело само сладится?
— Ваше Величество, – начала было Агата с привычной светской
интонацией, – мы полагали…
— Вы не так полагали! – прервал я ее. – Здесь все трудятся. И вы
будете. Вот бочка с водой, вот черпак. Будете стоять и всех
желающих поить. И улыбаться при этом. Приятно улыбаться. И чтобы я
видел! Уяснили?
Агата вспыхнула, хотела возразить, но, встретившись с моим
взглядом, осеклась. Августа покорно кивнула. Значит, начала
понимать разговорную речь.
— Ступайте. Исполнять!
Они пошли к бочке, сопровождаемые любопытными взглядами. Мне
даже стало их немного жаль. Но ничего. Пусть привыкают к новой
жизни. В ней нет места для праздности и спеси.
К полудню, как я и приказывал, на приведенные в порядок площади
начали выносить большие котлы из кремлевских кухонь. Прибывшие
заранее полевые кухни давно дымили трубами. Запахло гречневой кашей
с салом, наваристыми щами. Выкатили бочки с квасом. Работа на время
прекратилась. Народ потянулся к еде.
Я взял себе миску каши, ложку и сел прямо на землю, рядом с
казаками. Ел с аппетитом. Простая солдатская еда после тяжелой
работы казалась вкуснее любых заморских деликатесов. Ко мне
подходили люди, солдаты заговаривали. Спрашивали о разном,
жаловались на что-то, благодарили. Я отвечал, шутил, слушал. Кожей
чувствовал, как растет близость между мной и народом.
— Государь, архитектор пришел, – шепнул Никитин. – Ну тот, с
которым ты закусился месяц назад.
Я поднял голову. Ко мне вели шел Баженов. Автор всего этого
безобразия. Лицо Василия Ивановича было бледно, в глазах – тревога
и растерянность.