— Что нового по тактике скажешь?
Долгоруков задал вопрос тоном строгого экзаменатора, но
Румянцева он не смутил. Оседлав любимого конька, он продолжил свои
наставления:
— Переменил я общее построение. Разделил его на три части. Когда
наступ, совершал обходные маневры, имея центральный каре как резерв
для кареев на флангах. Решимость, отвага, удар в штыки в самом
слабом месте, быстрота и преследование до полнейшего разгрома. А
офицерам наказывал: товарища выручай, действуя по собственной
инициативе, а солдату в трудную минуту подавай личный пример.
Он замолчал, припомнив инициативность Суворова, которая чуть не
привела к беде. Пришлось выручать любимого ученика. Его ожившее во
время рассказа лицо вновь омрачилось – не из-за Сашки, а от другой
кручины .Он долил себе в бокал и продолжил:
— Офицеры… Не токмо солдат нынче ненадежен. На офицеров тоже
полагаться безоговорочно нельзя.
— Как так? — удивился Разумовский.
— Вот так, – вздохнул фельдмаршал. – Как-то утром нахожу на
своем столе письмо, прибитое к столешнице кинжалом. Кто-то в мой
шатер вошел через все караулы и вышел, не подняв тревоги. Но не это
самое тревожное. В письме моя супруга сообщает, что находится с
дочерью в заложниках у самозванца, и ей поручено передать мне
список семей моих офицеров, что так же в плену содержатся. И что
они будут непременно люто казнены, если я не сложу оружие. И
гравюру приложила с видом казни на Болотной.
— Ах ты ж! Сонмище богомерзких мятежников, предвадительствуемых
сыном тьмы и ада, другом бесов и наперсников сатанинских! –
витиевато выругался Разумовский. – И что теперь?
— Ну, офицеров, у которых семьи в заложниках, я из полков на
время изъял и свел их скопом в единый деташемент. Считаю их самыми
ненадежными и в первую линию ни в коем случае не поставлю. Но это
разве решение? Прочие офицеры тоже в курсе, почему я так сделал.
Кто-то донес до них. И я не могу ручаться в их твердости в решающий
час.
Выпили, помолчали.
Разумовский отставил бокал и потянулся за трубкой.
— Я, Петр Александрович, по секрету тебе скажу, что если господь
будет милостив, то, может, и не будет битвы. Я в Москву человека
послал, который смерти не боится, а Пугачева ненавидит люто. Он
вместе с дезертирами туда отправился, так что за своего вполне
сойдет. И будет он искать случая самолично порешить самозванца.