Не нужно было даже ей командовать,
та сама решила показать, как с необычайной легкостью прошелся
электрический разряд, и на кончике лески блеснул электрический
разряд, да и сама проволока начала нагреваться. После, ничуть не
заботясь о своих холстах, та взмахнула рукой, и леска, просвистев,
рассекла ее холст.
— Теперь я смогу защищать вас,
мастер! И никто больше не доведёт вас до такого состояния! — в её
глазах блеснули электрические искры, а скулы будто расширились
чтобы продемонстрировать максимальную и пугающую улыбку, показывая,
насколько теперь у нее развита мимика.
— Хорошо, я надеюсь на тебя. Похоже,
ты станешь моими крепкими руками на ближайшее время, — мысленно
вздохнув, я почувствовал, как даже этот мысленный разговор утомил
меня, но, не заснув, дождался появление Эсмеральды, что лениво
вошла во время того, как Аврора кормила меня.
— Ого, мастер, смотрю, вы съели на
25% больше, чем вчера, еще немного, и вы будете переедать нашу
скромницу, что по-прежнему клюет еду, как невесомая птичка! — та
плавной походкой подошла к Рейвен, что смущенно отводила взгляд,
когда Эсмеральда, не церемонясь, взяла рисунок, пробегаясь по нему
скучающим взглядом.
— Так вот тут нарисуешь меня и чтобы
мастер и меня поглаживал, сзади добавь деталей, и вот тут пририсуй
дерево! — после чего положила перед ней еще десяток карандашей и,
похлопав по голове, пошла к лежанке, на которой явно собиралась
подремать.
Подобная картина вызвала едва
заметную улыбку, когда я попросил Аврору теперь и Рейвен кормить,
хочет она того или нет, а то из-за ее балахона сложно оценить,
насколько та худая, так что теперь ей от заботы моей няньки-сиделки
никуда не деться.
После трапезы я еще немного
понаблюдал за происходящим вокруг, незаметно снова проваливаясь в
сон, снова непонятные образы, что быстро выветривались или даже
очистились из памяти, когда сок, в котором я плавал, явно
потускнел, что свидетельствовало, что он, скорее всего, начал
терять свои восстанавливающие свойства.
Мне даже удалось дернуть пальцем на
руке, что доказывало, что я все же не парализован, когда я заметил
в дорогом кресле довольно бледную фигуру Аргенты. Теперь понятно,
что она была особенной особью. Наблюдавшая за мной альбинос,
опираясь на руку, смотрела на меня.
Белые волосы, белые антенны, что
немного двигались, и пронзительные голубые глаза, та смотрела на
меня, слегка наклонив голову, изящное белое платье и белая кожа
рук, словно передо мной сидела какая-то снежная красавица, что
вот-вот растает или лучи солнца сожгут эту белизну дотла.