— Поел немного, лучше, чем вчера.
— Ну и мне пора поесть. — Смотрю на Ряху, тот не
возражает.
Кухня, Беляна, каша, хлеб в рукаве, все как вчера,
только по завершению завтрака Ряха объявляет мне амнистию:
— Боярыня сказала тебя не запирать, но вечером
посмотреть на Светозара сам приходи, я за тобой бегать не
буду.
— Я могу и днем заглянуть. — Предлагаю я свои
услуги, пациент на поправку (тьфу три раза), бояться нечего, а
лишний раз заглянуть на кухню не помешает. Но Ряха не склонен
рассматривать варианты, четко следуя полученным инструкциям.
— Вечером — значит вечером. А пока пошел
отсюда.
В доме Канихи настроение было среднеподавленным,
дети радовались ожившей малявке Ляке, однако остальным от
наворованного нами с Беляной хлеба ничего не обломилось, Каниха
весь его заныкала в неприкосновенный запас, засушив на будущее для
той же Ляки. Я за своим набитым брюхом как-то забыл о голодной
семье, и теперь, устыдившись, твердо решил вечером выбить из Ярмилы
плату за лечение.
День прошел в мелких хлопотах, мне, наконец,
удалось добраться до ремонта плетня, с этим я провозился до самого
вечера, а потом мы с Беляной отправились в боярский терем на
ужин.
— Ставр приехал, давай сразу к Светозару, а ты
здесь стой. — Рассортировал нас на крыльце Гуня, и, оставив Беляну
внизу, повел меня наверх.
В палате пациента кроме традиционных женщин сегодня
присутствовал коренастый мужик, сидевший, уперев широкие ладони в
колени, и мрачно глядевший на меня из-под нахмуренных бровей. Гуня
больно ткнул меня в спину, я резко оглянулся и зло посмотрел на
него.
— Чего тебе?
Он, не говоря ни слова, развернул мою голову назад
к боярину и пригнул вниз. А, поклониться, опять забыл!
Ставр невесело хохотнул глухим дребезжащим смешком
и распорядился:
— Давай, лекарь, смотри болящего, нечего столбом
стоять!
В присутствии боярина подхожу к процедуре осмотра с
показной серьезностью, оттопыриваю веко и заглядываю в зрачок,
трогаю уши, мну руки, считаю пульс, дублируя счет отмашкой руки,
пусть и совсем не в такт. При всех этих манипуляциях закатываю
глаза к потолку и изображаю полное погружение в себя. Затем
строю удовлетворенное выражение лица и оборачиваюсь к
тиуну.
— Ну что, боярин, вылечил я твоего сына, теперь ему
только недельку отлежаться осталось, а уж я послежу, чтоб хуже не
было, похожу еще. А расплатиться со мной ты можешь прямо
сейчас.