Поднимаюсь и ложусь на лавку, дверь осталась
открытой, никто меня больше не запирает и не стережет, но спасаться
необходимости, кажется, нет. Вот будет прикол, если Светозар в ночи
окочурится, утром я горько пожалею, что не воспользовался таким
шансом на побег. А пока в голове совсем другие мысли, больше всего
сейчас меня интересует, почему это Ярмила воспылала вдруг ко мне
такой страстью. Нет, если боярин уехал, и надолго, то в плане
физиологии здоровой взрослой женщины все понятно, не ясно только,
если уж ей так загорелось согрешить, почему выбор пал именно на
меня, мальчика, а не на зрелого мужчину, того же Ряху, например, да
и других мужиков в доме и в деревне хватает. Разве что она хотела
одноразово пошалить, тогда да, я в доме человек временный и
случайный, а тому же Ряхе только дорогу покажи, потом не
отвяжешься. Или, может, Ярмила просто не опытна в развлечениях на
стороне, и не знает, как подкатить к нормальному мужику, боится
отказа и насмешек, а тут я сам к ней лип, вот она и решила
воспользоваться.
Все может быть, и так, и так, но не пора ли мне
отсюда перебираться в чуланчик, Ярмила от разочарования бросила
меня здесь, но если утром меня тут обнаружат, возникнут вопросы,
пойдут сплетни, и ей же самой это может выйти боком. Я поднимаюсь с
лавки, темень абсолютная, это в Бабурино летом белые ночи, а здесь
ночи вполне ночные, даже положение ставень на фоне стены не
угадаешь. На ощупь бреду к двери, вдруг она распахивается, в
коридоре снова Ярмила со свечой.
— Выходи!
Ну, уж нет, если поначалу я откровенно тупанул и
растерялся, то теперь-то своего не упущу. Банным листом прилипаю к
даме, прижимаю к стенке коридора, запускаю руки, куда не надо,
терплю толчки и игнорирую шипение. Через пару минут возни Ярмила
сдается и позволяет увлечь себя на ложе грешной любви. В этот раз
все проходит, как положено, я не успокаиваюсь, пока не убеждаюсь в
том, что она получила то, чего от меня ждала.
Утром Ряха снова ведет меня осмотреть Светозара, и
пациент меня, наконец, радует. Да, слаб, да, быстро и часто дышит,
и желтоват, и рожу морщит, но что-то неуловимо изменилось, как-то
прямо на лбу у засранца читается — жить будет.
— Поел? — Спрашиваю у тетки, Ярмилы в комнате нет,
да и нигде нет, прячется от меня, пусть, ее дело.