«Это победа советской школы авиации, — заявил начальник
аэроклуба майор П. А. Крутов. — Такие кадры — золотой фонд нашей
страны!»
«Нештатная ситуация», — мысленно усмехнулся я, вспоминая всё,
как было на самом деле. Ни слова о найденном «подарочке» в самолёте
Борисова, ни про нарочно испорченный мой самолёт. В заметке же всё
было чисто — стандартная поломка, героизм по уставу.
— Хорошая фотография, — сказал я вслух, — я здесь неплохо
получился.
Крутов коротко хохотнул, снова полез в стол и вытащил
потрёпанный конверт с печатью «Для служебного пользования».
— Пока рано, конечно, — он повертел письмо в руках, — но думаю,
проблем возникнуть не должно.
— С чем, Павел Алексеевич?
— С твоим досрочным окончанием аэроклуба. — Он вскрыл конверт
ножом для бумаг. — Рекомендация в Качинское училище.
Лётчики-истребители нужны стране.
В окно ударил луч закатного солнца, подсветив строчку в письме:
«…проявил качества, достойные воспитанника …»
— Спасибо за доверие, — сказал я, беря в руки письмо.
Штаб-квартира КГБ.
Москва. Лубянка.
Дверь допросной захлопнулась с глухим стуком, отсекая сдавленные
стоны допрашиваемого. Александр Арнольдович замер на секунду,
доставая папиросы. Он закурил, щурясь от едкого дыма, и двинулся по
коридору, где жёлтые пятна света от голых ламп дрожали на стенах,
выкрашенных масляной краской в цвет больничной зелени. Под ногами
хрустел линолеум, местами протертый до бетона. Из-за дверей с
табличкамидоносились сдержанные голоса, лязг телефонов и запах
табака. Но мысли капитана были далеки от казенной суеты.
Лицо его было каменным, лишь брови, сдвинутые к переносице,
выдавали внутреннюю бурю. Мысли метались, как голуби в запертом
сарае. Он ошибся. Дважды. И это не укладывалось в голове. Александр
Арнольдович, чьи донесения ложились на стол аж на самый верх,
прозевал нечто важное.
Первая ошибка — Громов Сергей Васильевич, курсант аэроклуба
имени Чкалова, куратором которого он, капитан госбезопасности, был
назначен два года назад. Наблюдать, докладывать, пресекать. Такова
была работа его работа. Аэроклубы — кузницы будущих лётчиков и
находились они под особым контролем КГБ. Молодёжь рвалась в небо,
но партия знала — романтики часто путают горизонты.
Громов с первых дней резанул его стальной выдержкой. На
вступительных экзаменах по физподготовке курсанты, как щенки,
толклись у снарядов, пряча дрожь в голосе под грубоватыми шутками.
Громов же стоял в стороне, спокойный, будто наблюдал за
муравейником. Даже когда ещё один курсант по фамилии Семёнов, полез
на него с претензиями из-за девчонки, Громов не вспылил. Отбрил
коротко, точно, без суеты. А ведь это молодые и горячие парни.