Когда большой валун сорвался из-под плиты-козырька, а сама она
съехала немного ниже, когда земля под ней принялась осыпаться и
по-настоящему большие камни сдвинулись с места и стали падать вниз,
они побежали.
Побежали, невзирая на возможный огонь снайпера с позиции
пограничников.
— Бегом! За мной! — кричал Зубаир, когда всё вокруг наполнилось
страшным грохотом камнепада, а воздух загустел от пыли. —
Бегом!
Они понеслись по тропе, уходя от обвала. Не успели пробежать и
десяти метров, как камни завалили предыдущую стрелковую позицию
снайпера.
Камнепад не успокаивался. Грозил он в любую минуту накрыть и их
с Джамилем. Однако Зубаир уже понял — они обгоняют камни. Ещё
несколько шагов, ещё несколько метров, и они смогут выйти из
опасной зоны.
— А-а-а-г-х-р! — вдруг услышал Молчун сквозь шум камней.
На бегу, сжимая винтовку, он обернулся. Глянул на Джамиля, под
ноги которому рухнул очередной камень. Потом подпрыгнул, отскочил
от тропы и полетел прямиком в пропасть.
Молодой пастух не удержался на ногах и упал навзничь.
Вскрикнул:
— Помоги!
Зубаир колебался недолго. Пастух нужен был ему, чтобы и дальше
действовать в этих горах.
Тогда снайпер бросился к нему.
— Вставай, — сухо сказал он Джамилю, хватая того за рукав. —
Вставай. Пошли.
Мальчишка неловко поднялся. Зубаир стал толкать его в спину,
видя, что ещё немного — и их накроет и на этом участке тропы.
Джамиль побежал на своих, все еще непослушных после падения
ногах. Зубаир последовал за ним.
Ещё не меньше минуты они спасались от камней, пока наконец от
гула камнепада не осталось одно только эхо, быстро рассеявшееся в
горах.
Когда они остановились, Джамиль упал на тропу, переводя дыхание.
Зубаир присел почти у края, за камнем. Стал наблюдать за той
стороной пропасти.
Здесь позиция для стрельбы никуда не годилась. Пограничная тропа
уходила в ущелье и заворачивала, скрывалась с глаз.
Зубаир знал, что дальше она снова шла по краю пропасти, но
расстояние и ветер в тех местах исключали любую возможность
прицельной стрельбы. Нужно было действовать иначе.
Однако снайпер чувствовал нечто, что раньше ему почти не
приходилось испытывать — досаду, неприятный скрежет уязвлённой
гордости. Уязвлённой от того, что его переиграли в собственной
игре. По собственным же правилам.
Нет, опытному стрелку и раньше приходилось терпеть неудачи.
Отступать под массированным огнём или перед превосходящими силами
противника. Но такие «поражения» всегда переносились им просто.