— Ну, — я отряхнулся от пыли, — либо ты, либо этот очкастый. Да
только на тебе бушлат казённый. Портить было жалко.
Мартынов удивлённо уставился на меня. А потом нервно рассмеялся,
даже хлопнул задержанного лазутчика по плечу. Тот не дрогнул ни
единой мышцей на лице. Только обернулся и поднял взгляд на старшего
сержанта.
— Ну даёшь, Сашка, — смеялся Мартынов. — Ну даёшь! Вот же
придумал, а?
— Ну! — отозвался Гамгадзе, запаковывая радиостанцию в сумку. —
Если б не ты, генацвале, чёрт его знает, сколько бы нам тут сидеть
пришлось! Ох, ёлки-палки!
Гамгадзе кинулся к Канджиеву, который вдруг не выдержал боли.
Ноги снайпера подкосились, и тот сполз спиной по камню. Радист
принялся торопливо доставать аптечку и перевязочный пакет. Стал
заниматься рукой Алима.
— Давай помогу, — предложил Расул тихо.
— Знать бы ещё, сдох этот сукин сын или нет, — пробурчал
Мартынов, возвращая панаму на голову. — Что б не было у нас проблем
дальше, по пути.
— Держи так. Ага, — сказал Гамгадзе Расулу и встал, чтобы
поискать, из чего сделать Алиму шину на руку. Потом крикнул нам: —
Лучше б сдох! Он, падла такая, мою Платвичку застрелил! А очень
мне, понимаешь, лошадь эта нравилась! Умная была! Добрая. Жалко
её!
— Зубаира так просто не убить, — внезапно для всех подал голос
пленный лазутчик.
Мы с Мартыновым, стоя над ним, глянули на всё ещё сидевшего под
камнем задержанного.
Тот медленно поднял голову. Посмотрел на меня сквозь свои тёмные
очки.
— Он высокий профессионал. Обучение проходил у американских
советников ещё до войны, — сказал лазутчик в очках.
— Хайло своё брехливое закрой, — пробурчал ему Мартынов. —
Говорить на заставе будешь. И то, когда тебе разрешат, вражина. А
до того — молчи в тряпочку.
Мартынов пнул полный камней халат лазутчика, мешком лежащий
рядом.
— Вытряхивай и одевайся. Не хватало, что б ты ночью ещё пневмонию
на холоде подхватил и сдох. Зря из-за тебя что ли шкуру
подставляли? А мы теперь пешие. Нам дорога долгая предстоит.
Мы двигались пешими по ущелью, где я оставил Огонька. На
единственную лошадь, оставшуюся у наряда, усадили Алима.
Лазутчик шёл первым, под конвоем Мартынова. А вот Расула под
конвоем вести не стали. Даже рук ему не связали. Он свободно шёл за
моей спиной, перед Гамгадзе.
— Вот значит как. Передатчики раскладывают, — задумчиво
пробурчал Мартынов, когда я рассказал ему всё, что произошло после
того, как они отправились дальше по тропе и оставили нас у
пещеры.