Предчувствие беды никуда не делось.
…
Отец вернулся из города поздно вечером. Он отвозил на рынок
мясо. Обычно он возвращался со звякающим черным пакетом, приводящим
его в исключительно благодушное настроение. Иногда с ним приходил
Мит – его приятель. Мит был щуплым, со слезящимися глазами и
просительными интонациями. Их связывали любовь к выпивке,
готовность Мита унижаться и потребность Анатолия в том, чтобы перед
ним унижались.
Но сегодня Анатолий приехал один и без пакета. На кухне было
совсем тихо. Будто не было никого.
Мартин смотрел в огонь. Каждое движение давалось ему с трудом,
как будто он был где-то глубоко под водой. Ему впервые хотелось
этого мутного, зябкого забытья, заменяющего ему сон. Но он не
позволял себе закрыть глаза.
«Ты трус. Все плохое позади – ты зарезал это несчастное
животное», – говорил он себе.
Соглашался. И оставался сидеть.
«Анатолий просто пьян. Он ввалился на кухню и там спит», –
продолжает утешать себя Мартин.
Соглашался. И оставался сидеть.
Орест тревожно вился вокруг его руки. Он рассеянно гладил рыбку
кончиками пальцев, отмечая, как дрожат руки.
«Ты нужен мальчику. Если ты будешь трястись от слабости, а с ним
что-то случится? Нужно спать», – продолжал он себя убеждать.
Вик сидел, завернувшись в одеяло и уставившись в стену. Он не
обращался к Мартину, чувствуя, что ему плохо.
Перед глазами у Вика была другая стена – та, белая. Сегодня с
потолка к полу стекла тонкая струйка черной крови, прочертив
неровную линию. Красное – на белом.
Мартин все-таки его спас. Белый, гусиный пух, теплый и
безопасный окутал в нужный момент, не дав запачкать руки. Он
чувствовал благодарность – тяжелую и теплую. Ему очень хотелось
выразить ее хотя бы словами, поделиться с Мартином. Но ему плохо,
очень плохо после убийства этой несчастной свиньи. И лучшая
благодарность сейчас – не мешать.
Есть еще одно чувство – гадкое, царапающее, мешающее дышать. Это
– тревога.
Отец сидит на кухне слишком тихо. Не ругается, не звенит
посудой, не храпит. Нужно спуститься и посмотреть.
Мартин, потерявший сознание в кресле, не мог его остановить.
Вик, зажмурившись, пересек темный коридор, прокрался к двери и в
нерешительности замер. Но одернул себя. Мартин, смелый и добрый
Мартин не боялся, если кому-то нужна помощь. Вдруг нужно бежать,
звать на помощь взрослых? Вдруг отцу сейчас грустно, и ему тоже
нужна поддержка? Чтобы ему сказали, что любят, тронули за руку,
налили чай в потемневшую мятую алюминиевую кружку?