Я ждал, что полицейские или тайная стража подойдут к столику и сообщат, что моя прогулка окончена, и эта подспудная тревога не осталась незамеченной.
– Марс… – спасённая от душа из кофе шатенка, оказавшаяся баронессой Мальдиб, тревожно заглядывала мне в глаза, – вас что-то беспокоит? Вы что-то особое оставили в купе?
Меня беспокоило то, что меня в любой момент могли арестовать!
– Я ожидал, что в это время уже буду любоваться пригородом Академии. – Я ощутил фальшивость своих интонаций. Улыбнулся. – К счастью, присутствие столь прекрасных леди скрашивает эту досадную задержку.
Баронесса Мальдиб чуть потупила взгляд. Одна её спутница смотрела на меня с подозрением, вторая – Сянцзян – недовольно прищурила узкие тёмные глаза, своей формой напоминавшие об обитателях Золотого города и тайной страже.
Беспокойство трёх баронесс можно было понять: вдруг я столь обеспокоен потому, что везу нечто запрещённое, и это бросит подозрения на них? Им-то откуда знать, что это не так.
Если не считать провозимого тайком наследного принца.
От нехорошего предчувствия вдоль позвоночника пробежал холодок: сможет Лонгвей не выдать себя подозрительным поведением? Не заметит ли мою нервозность мой тайный соглядатай?
Мысленно ругая себя за то, что пошёл на поводу у Лонгвея, скользнул взглядом по сторонам. В вагоне-ресторане прибавилось пассажиров из тех, чьи купе уже досмотрели. Взрослые, такие же подростки, как я, и даже один мальчик лет семи в сопровождении матери и старшего брата. Им вроде бы ничто не угрожало, но что-то тревожное витало в воздухе.
Опасение…
Не я один ощущал себя не в своей тарелке, хотя как раз у меня были поводы беспокоиться: врагом мог оказаться любой. Понимание этого давило на плечи постоянно, а сейчас ощущение усилилось многократно. Придавливало к полу так сильно, что я почти задохнулся. Зачем отец так рано посвятил меня в миссию рода Бергов? Зачем рассказал мне, ещё ребёнку, так много? Почему не запер меня в моей комнате в день последнего своего разговора с императором? Неужели отец не хотел надёжно уберечь меня, тогда ещё восьмилетнего, от таких знаний?
Голос, звук резко открывающейся двери – и я очнулся от приступа малодушия.
Да, знания об освободительном движении лишили покоя, порой были горьки, но зато я видел поболее многих, и лживая доброта императора не могла меня обмануть. Осторожность знающего об истинном положении дел куда лучше спокойной слепоты, из-за которой можно умереть, даже не поняв, от чего именно.