Моя стихийная свита притихла, дежурный кивнул и отступил, а я с трудом подавил дрожь в пальцах. Сердце бешено стучало, отступивший мерзкий страх вернулся с новой силой: что, если это предписание покинуть Академию?
Это как падение с высоты. Удушающий страх и предчувствие нестерпимой боли.
На миг в глазах поплыло – настолько я боялся увидеть приказ вернуться в Золотой город. Я не мог туда вернуться, не после сегодняшней радости. Лучше умереть.
Спокойно. Берги всегда смотрят опасности в лицо.
Я взял себя в руки, вытащил из конверта лист и чуть не рассмеялся от облегчения: ректорат поздравлял меня с началом учебного года и выражал надежду, что мне понравится программа подготовки по моему направлению.
Просто поздравление – а у меня рубашка промокла между лопаток. Губы сами расплылись в улыбке. Мои спутники охали и ахали, восхищаясь тем, что я в числе тех, кому выслали персональные поздравления. Это ведь доказательство моего политического потенциала.
Скоро эта весть разнесётся по Академии, и состав моей группы поддержки изменится. Сейчас представители сильных и средних по силе родов только приветствовали меня, а хвостом увязались мелкие аристократы и представители побочных ветвей средних родов. Но это – мелочи, побочный эффект.
Цензоры своим поздравлением подтвердили, что моё присутствие здесь не недосмотр дежурного цензора, не следствие незнания, как со мной поступить в ситуации, когда император не отдал конкретных распоряжений, а их осознанный выбор. Значит, так просто тайной страже меня не отдадут.
Волнение отпускало.
Я смогу остаться здесь.
Сколько раз я представлял жизнь вне дворца и присмотра тайной стражи, как боялся, что обещание императора – обман, но теперь всё иначе…
Облегчение.
Невероятное облегчение взбудоражило кровь и магию. Осанка стала прямее, дышалась легче. Я готов был обнять всех, я любил мир, и мир, наконец, отвечал мне взаимностью.
Я остаюсь в Академии! Я улыбался. Меня распирало от счастья, всё вокруг выглядело как-то иначе, радужнее. И как здорово, что вокруг такие же счастливые первокурсники. Они вырвались из-под опеки родителей, наслаждались свободой, как и я. А мне хотелось обнять всех-всех, и чтобы все разделяли мою радость.
Взгляд споткнулся о белокурую девушку, неуверенно топтавшуюся возле двери. Бледная, с закушенной пухлой губой, она прижимала к груди кожаную папку и смотрела на собравшуюся очередь так, словно студенты собирались её растерзать. Шагах в трёх от неё засмеялись девчонки, и эта бледная подскочила и вжалась в стену. Казалось, она сейчас сбежит.