Я почувствовал, как внутри поднимается волна гнева, смешанного с
бессилием.
– Но это же… это же бред, сержант! Мы видели их! Весь взвод
видел!
– А кто поверит кучке рядовых и сержанту, чья карьера и так висит
на волоске после Чау-Сара? – Килгор усмехнулся безрадостно. –
Дрейку проще списать все на рейдеров. Он уже запросил орбитальную
бомбардировку сектора Гамма-7. «Для ликвидации базы рейдеров и
предотвращения дальнейших вылазок». Уничтожат все следы. И гнездо
зергов заодно. Если повезет.
Орбитальная бомбардировка… Это значит, что все колонисты, если
кто-то там еще оставался жив, будут уничтожены вместе с зергами. И
правды никто не узнает.
– А как же выжившие колонисты? – спросила Лена, ее голос был едва
слышен.
Килгор покачал головой.
– По официальной версии, их всех вырезали рейдеры до нашего
прибытия.
Я сжал кулаки. Это было отвратительно. Мы рисковали жизнями,
теряли товарищей, а в итоге наши действия, наши жертвы просто
вычеркнут, заменят удобной ложью.
– Значит… все зря? – спросил я, сам не ожидая такого отчаяния в
своем голосе.
Килгор посмотрел на меня долгим, тяжелым взглядом.
– Не зря, Торн. Мы вытащили оттуда тех, кого смогли. Мы узнали
правду, даже если ее никто не хочет слышать. И мы выжили. А это уже
немало. – Он затянулся еще раз. – Вам двоим я верю. Вэнс тоже знает
правду, хоть и вынужден молчать. Держитесь друг друга. На этой
войне честность и товарищество – единственное, что имеет реальную
цену.
Он поднялся.
– Отдыхайте. Завтра утром построение. По слухам, нас перебрасывают.
Веридия становится слишком «горячей» точкой для нашего потрепанного
батальона.
Сержант ушел, оставив нас с Леной наедине с горьким привкусом
правды и запахом дешевого табака.
Я долго не мог уснуть той ночью. Перед глазами снова и снова
вставали картины боя. Я чувствовал фантомное прикосновение когтей к
своей броне. Но слова Килгора – «мы узнали правду», «держитесь друг
друга» – давали слабую, но все же опору. Может быть, он прав.
Может, смысл не в громких победах, о которых трубят в новостях, а в
том, чтобы просто делать свою работу, защищать тех, кто рядом, и не
дать лжи окончательно сожрать твою душу.
Утром, во время скудного завтрака в гулкой столовой, я заметил,
как на меня и Лену смотрят другие солдаты. Те, кто был с нами на
Веридии. В их взглядах было что-то новое – не просто сочувствие, а
некое понимание. Мы прошли через то, что изменило нас. Мы видели
лицо настоящего врага, и оно было нечеловеческим.