Рассказ Лопатина заставил меня
задуматься. История с амбанем и бумажками… в ней таилась
возможность. Пока мои товарищи мрачно обсуждали здешние нравы, я
подошел к все еще кипевшему гневом купцу.
— Уймите свой гнев, господин Лопатин,
— начал я примирительно. — Дело, конечно, паскудное. Но скажите,
велика ли вам прореха от этих бумажек? Совсем им ходу нет?
Лопатин махнул рукой.
— Да как сказать… На часть этих
фантиков я тут прикуплю кое-чего. Народец-то местный берет. Но это
ж мелочь! А львиная доля — почитай, лан триста серебром! — так и
останется мертвым грузом! Куда я их дену?
— А ежели… — я понизил голос, — я у
вас эти бумажки… выкуплю? Ту часть, что без надобности, а то и
все.
Лопатин уставился на меня с
недоумением.
— Выкупишь? Ты? Чем же это?
— Серебром, — так же тихо ответил
я.
Глаза купца округлились, потом хитро
сощурились.
— Серебром… А какой же курс? Уж не
лан за лан ли?
— Что вы, господин Лопатин! —
усмехнулся я. — Вы вот сами говорите, бумага эта дальше города не
ходит. Риск для меня какой! Пятую часть дам. За каждые пять лан
бумажных — один лан серебром.
Лопатин присвистнул.
— Ого! Пятую часть! Грабеж почище
амбаньского!
— Так ведь амбань у вас товар забрал
да бумажками сунул, а я вам за эти самые бумажки живое серебро даю,
— парировал я. — Хоть какая-то копейка вернется.
Купец задумался, потирая подбородок.
В конце концов, прагматизм перевесил все другие соображения.
— Эх, была не была! Лучше синица в
руках! Давай свое серебро! Только чтоб тихо!
Сделка состоялась у нас в
комнате.
Захар отсчитал Лопатину оговоренную
сумму — несколько тяжелых слитков. Купец принял их с видимым
облегчением, взвешивая на ладони. Взамен он передал
мне пачку тонких шершавых бумажек с иероглифами.
Когда купец вышел, товарищи окружили
меня.
— Курило, ты чего удумал? — первым не
выдержал Софрон.— На кой ляд тебе эти картинки?
— Да уж, Серж, вложение сомнительное,
— подхватил Левицкий.
Я разложил пестрые бумажки на
столе.
— Что скажешь, Изя? — обратился я к
Шнеерсону.
Изя взял одну из бумажек, потер между
пальцами, поднес к свету, понюхал.
— Таки да, похоже, — проговорил он. —
Бумага, конечно, дрянь. И печать грубовата. Но ходит же! Значит,
деньги. Местные.
— А… сделать такие можешь? — спросил
я прямо.
Изя вздрогнул, потом хитро посмотрел
на меня.
— Ой-вэй! Какие слова! Подделка денег
— это ж каторга, а здесь явно хуже!