– Пап, да перестань, – тяжко вздыхаю, еще не хватало, чтобы отец расстраивался, – зато я поняла, что он совсем не мужчина моей мечты.
– Права ты, дочка, права. Лучше до брака выяснить, что он подонок, нежели после, – немного успокоившись, заключает отец.
Хорошо хоть сестра не додумалась разболтать ещё и про квартиру… Не хочу, чтобы папа влезал в это. Он у меня человек простой и прямой. А ещё, несмотря на солидный возраст, в отличной физической форме. Не удивлюсь, если и правда разукрасит Пряникову лицо. А с того станется написать заявление в полицию… Нет. Я этого не вынесу. Не должно быть у папы из-за меня проблем. Сама накосячила, сама и расхлёбывать буду.
А Пряников… Верю, что однажды карма его всё равно настигнет.
– Ты только не смей о нём грустить, дочка, – строго наставляет отец, заметив, что моя кислая физиономия слаще не стала. – Это наоборот хорошо, что его гадкая натура раскрылась сейчас. Не дай бог ещё бы забеременела от такого... Так что всё к лучшему, Марусь. Не нужно портить наши хорошие гены.
На этих словах папа треплет меня по плечу. Дескать, ищи себе кандидата с хорошей родословной.
Невольно напрягаюсь всем телом, когда отец упоминает про беременность. Понимаю, что не просто так ведь ехала сюда. Я должна рассказать родителям правду.
Что кандидата на роль отца я уже нашла. И гены у него так хороши, что хоть в палату мер и весов неси как образчик совершенства.
Но от воспоминания, как я залетела, меня накрывает волна стыда.
Ну как я произнесу вслух, что забеременела от непонятного мужика?
Мама, папа, мой шеф сделал мне ребёнка, но не помнит об этом?
Кошмар. Мои родители меня так не воспитывали.
С огромным трудом пересиливаю желание сбежать. Правду рано или поздно рассказать всё равно придётся. Если Стрельца я ещё могу сбросить со счетов, то родителей уж точно нет. Ведь это самые близкие мои люди, роднее них у меня – никого. И больше не на кого рассчитывать, а мне наверняка понадобится поддержка и помощь.
Конечно, есть ещё сестра, но у неё у самой трое детей. Ей и так приходится несладко. Не хочется грузить её ещё своими проблемами.
С трудом запихиваю в рот еду, не ощущая вкуса. Ложку за ложкой, только потому что не хочу начинать исповедь. И в какой-то момент ощущаю, что еда настойчиво просится обратно.
Поднимаю свои испуганные глазища на родителей, зажав рот рукой. И со всех ног несусь к фарфоровому унитазу. И сгибаюсь над ним, пока все съеденное не оказывается на его дне.