Послышались шаги, шорох одежды, плеск.
Я повернул голову и с немалым раздражением проследил, как в
воду по соседству опускается костлявый старик, ничуть не дряхлый,
скорее, высушенный временем. Был он абсолютно лыс и гладко
выбрит, лишь над глазами нависали мохнатые седые брови. Лицо
показалось хищным и не понравилось с первого
взгляда.
Захотелось с головой погрузиться под
воду, да еще старик посмотрел на меня, улыбнулся и вдруг
произнес:
—
Не должно пенять мирянину, что не знает он дороги в храм,
если прежде пастырь не проложил тропинку к его
дому.
Мне будто крепкую затрещину отвесили. Я
не был силен в теологии, но одно из наиболее известных
высказываний Герхарда-чудотворца узнал и лишь невероятным усилием
воли удержал руку под водой, когда та непроизвольно дернулась
за колдовским жезлом.
Стало страшно. Как-то враз накатило
понимание, что сейчас я никто и ничто. Филипп Олеандр вон
Черен, магистр Вселенской комиссии по этике, не явился к месту
службы, вместо него Рёгенмар посетил некий
Рудольф Нуаре, смерть которого в купальнях легко спишут на
банальный несчастный случай. Достаточно лишь подойти сейчас
сзади, навалиться и погрузить голову под воду.
Я
не обернулся, лишь вопросительно улыбнулся в
ответ:
—
Брат…
—
Бруно, — представился старик. — Волею небес дознаватель
здешней миссии ордена Герхарда-чудотворца.
Я
нервно сглотнул, но внешне никак не выказал неуверенности и
страха. Брат Стеффен — паршивая овца, завербованная Кабинетом
бдительности. Не могут же на барона
аусБаргена работать все без
исключения герхардианцы! Да и в любом случае вот так с ходу
меня топить никто не станет. Начнут с расспросов.
И
я не ошибся.
—
Меня интересуют обстоятельства гибели брата Стеффена, — сразу
обозначил свой интерес дознаватель.
—
И разговор не терпит отлагательств?
Старик ответил холодным взглядом, но
вновь цитировать священное писание не стал.
—
Вы не торопились с визитом к нам, магистр, — сказал он. —
Прошу вас проявить понимание и ответить на несколько
вопросов. В знак уважения к погибшим братьям.
Я
не выдержал и оглянулся, а дабы дознаватель не истолковал мою
обеспокоенность превратно, пояснил:
—
Интересы службы требуют от меня какое-то время не афишировать
принадлежность к Вселенской комиссии по этике. На людях лучше
обойтись без имен.