Где я? Почему я здесь? И как я могла оказаться в этом помещении? Меня похитили? Но для чего? Кому я сделала плохо? Да, я была остра на язык, признаю, но никому ничего плохого не делала, кроме как высказывала правду. Неужели за некоторые колкости можно вот так обходиться с человеком?
И тут так некстати вспомнилась ночь, когда Инессы не стало. Неужели меня нашли те уроды и им удалось меня похитить? Память подводила, отчего становилось еще страшнее. Последнее, что я помнила, это то, как мы с Катей наткнулись на вещи Инессы и обе замерли. Прошёл почти месяц, а нам до сих пор не верилось, что ее не стало. Она убегала от Никиты, когда тот пытался усадить нас троих в свою машину с друзьями, и просто оступилась или споткнулась, неудачно упав на поребрик бордюра. Мы оплакивали ее несколько дней, еле сдержались от рыданий на кладбище. А вчера разбирали те случайные вещи, которые она за время нашей дружбы «забывала» у меня. Снова ударились в воспоминания, когда мы были счастливы, и пили ромашковый чай, чтобы хоть как-то успокоиться. И потом я проснулась здесь.
Как такое возможно? Никого мы в квартиру не пускали. Или я чего-то не помню? Отчаянные попытки вспомнить хоть что-то еще причиняли мне невыносимую головную боль. Будто кто-то специально закрыл их от меня. Только во благо ли он действовал? И я оставила эту затею. Значит, нужно время. В фильмах врачи всегда так успокаивали пациентов, которые тоже ничего не помнили.
− Ау?! Помогите! Спасите! – повторная попытка кого-то дозваться тоже оказалась безуспешной.
Никто не отзывался. Вместо глухих шагов, я слышала только шуршание. Мышей и крыс я не боялась, но с последними встречаться точно не хотела бы. Слышала, что они могут нападать и на человека, если голодные. Мне не хотелось умирать в таком месте. Всегда думала, что если не доживу до старости, то попаду под машину. Ведь была у меня плохая «привычка» переходить дорогу в неположенном месте. И я никак не могла избавиться от него.
− Здесь есть кто-нибудь? – снова и снова звала я, пока в горле не пересохло.
Как бы я не всматривалась в темноту, ни кружки, ни другой посуды я не наблюдала. Хоть бы свечку поставили. На маленькое окошко, почти под потолком надежды не было, откуда света почти и не попадало, что могло означать только одно: сейчас вечер или ночь, что объяснял едва различимый свет, скорее всего, от луны. Пришлось затихнуть. Мне оставалось только ждать. Только вот сколько?