— Не ты, так товарищ твой. Стоит ли юлить, юноша? Сие
недостойно.
— Не товарищ он мне, — отвечаю. — Я мимо проходил. Увидел, как
они с другим человеком перемигиваются. Потом смотрю — студент
револьвер вынимает. Я на него бросился, на землю свалил. Тут ваша
охрана меня и скрутила.
Государь бровь поднял, повернулся к Васильчикову.
— Что скажешь, князь?
Князь улыбнулся одними губами.
— Какой разговорчивый юнец, так бы в крепости разливался. Агенты
охраны доложили, что сей субъект не просто мимо проходил, как
заявляет. Его видели в Летнем саду. Долгое время прохаживался по
аллеям, особое внимание уделив вашей персоне, государь. Следовал за
вами по пятам вплоть до ворот, где и произошло покушение.
— Вот так, юноша, — государь покачал головой. — Стыдно! Имели
смелость стрелять, имейте смелость и отвечать.
Меня аж зло взяло. Никто не верит, и слушать не хотят. А на
плаху-то мне идти, за всё перед палачом отдуваться.
— Отвечу, раз такое дело, — говорю.
Государь кивнул. Выражение такое — говори, чего уж там.
Выкручивайся. Хоть не скучно будет перед обедом.
— Ваши эльвы могут узнать, правду человек говорит, или нет? —
спрашиваю. — Так давайте, скажите вашей охране. Пускай просветят
меня своей магией насквозь. А я изворачиваться не приучен. Я офицер
полиции, и здесь по делу. Увидел, что преступление готовится —
помешал. В меру возможности.
Смотрю, князь Андрей Михайлович аж рот раскрыл, на меня
уставился. Чуть папку с документами не выронил. Удивился очень.
Парень в блестящем мундире, который государя дядюшкой называл,
рот ладонью прикрыл, глаза вытаращил, а сам ржёт, как конь, только
молча — чуть не давится от смеха.
Эннариэль прямо в статую превратилась, аж ледяным холодом от неё
потянуло.
Государь поморгал, сказал с удивлением:
— Да ты никак юродивый? Иль малахольный? А, Андрей
Михайлович?
— Никак нет, не малахольный, — быстро ответил князь. — Здоров.
Закончил университет с отличием. Сам из найдёнышей, причислен к
разночинцам по причине сиротского происхождения.
— Матушка, стало быть, неизвестна, — заметил государь. — Что же,
некому горевать будет.
Да что ж такое? Меня ещё и дураком обзывают? Что я
сделал-то?
— Ещё как известна, — говорю. — И вы её знаете. Я вам жизнь
спасал, а вы смеётесь.
Государь кивнул князю. Тот мне говорит, а сам улыбается, эдак с
сочувствием: