— Не извольте сомневаться, мундир настоящий, — говорит Василий,
слуга. — Господин капитан клубу долг отдали, расплатились по
чести.
Интересные тут у них порядки… Что такого этот неведомый капитан
натворил, раз мундир отдать пришлось? Это ведь не шутки. За такое
можно и загреметь в сторону Сибири со свистом.
Слуга как будто мысли мои услышал, сказал:
— Дела клуба — остаются в клубе. На то и знак над дверьми.
И кивнул наверх. Я глянул — и правда. Над косяком знак
нарисован, в виде глаза. Глаз в круге, круг косой линией
перечёркнут.
Пригляделся я повнимательней и увидел, что под рисунком, под
штукатуркой, прямо в кирпич камень вделан. Размером с теннисный
мяч, но не круглый, а как будто на берегу кусок гальки нашли, рукой
обтёрли, да так и замуровали в стенке.
Амулет. И сильный. Снаружи, за штукатуркой, его не видать, но
все другие обереги глушит — моё почтение. Интересно, его все видят,
или только я?
— Господин… э-э, Дмитрий… Дмитрий Александрович, — ректор меня
за руку взял, волнуется. — Позвольте с вами поговорить тет-а-тет. О
покойном Алексее. Мне, как его коллеге, необходимо — для
составления некролога. Пройдёмте вот сюда…
И за рукав меня тянет.
Ага, клюнула рыбка! Ладно, полиция тут, видать, не торопится по
вызовам бегать. Может, успею.
Прошли мы с ним в двери, вышли из курительной, попали в
буфетную. Ну, какая буфетная, целый банкетный зал. Сразу видно,
богатый клуб, с размахом.
— Только побыстрее, — говорю, — ближе к делу. Мне некогда.
Это чтобы не мялся, а сразу к делу перешёл. Видно, что господин
ректор лишнего говорить не хочет, но надо. Ясное дело, боится.
— Предупреждаю — мне всё известно! — говорю. — Мне Краевский всё
рассказал, как на духу.
— Зачем же вам я?
— Вот вы мне и скажите. Я человек не злой, понапрасну людей
губить не желаю. Если вас заставил кто, принудил…
Ректор пенсне в глазницу вставил, спрашивает:
— Вы правда государев сынок? Кирилл сказал, ваша мать — госпожа
Иллариэль.
— Правда.
Ректор вздохнул с облегчением:
— Ну что же… Передайте государю — я Алексея Краевского на
убийство не толкал. Я добра ему желал, только добра… Когда его за
участие в кружке поймали, заступился, сказал — лучший студент. Он и
правда лучший… был. Такие статьи помогал готовить к печати, такие
работы… одно слово, голова!
— Ближе к делу, господин Лобановский. Кто для вас диссертации
писал, мне без разницы. Кто велел вам дело замять о диверсии? Имя,
фамилия, должность?