Ещё на груди у вдовы, под платьем, я заметил огонёк. Талисман от
нервов. Нацепит такое дама на себя, и ей спокойно, и всем хорошо.
Удобная штука.
— Как вас пропустили? — спрашивает дама. — Сюда не каждого
пускают. Здесь личные покои великой княгини.
— Матушка, — говорит Настасья, — Дмитрий Александрович только
перстень свой показал, его и пропустили. Чудно, правда?
Матушка на перстень мой взглянула, покраснела вся. На диване
сразу привстала, юбки разгладила.
— Откуда это у вас? — спрашивает. Сама волнуется.
— Это мой перстень, — говорю. — Государь лично с руки снял, мне
вручил.
— Ах! — маменька глаза закатила, за грудь схватилась. — Дочь,
подай флакон!
Понюхала из флакончика, отдышалась, спрашивает:
— Так вас Дмитрием Александровичем зовут? Прошу простить
великодушно, кем вы его величеству государю приходитесь?
Вот настырная дама. У неё муж только что помер, а она моей
роднёй интересуется.
— Я государю внебрачный сын, — говорю. — Так получилось.
— А матушка ваша?..
Тьфу, и матушку ей подавай. Не зря ректор Лобановский руки на
себя наложил.
— Матушка моя была госпожа Иллариэль.
Тут уже они обе чуть в обморок не упали. Настасья на меня
уставилась, моргает. Да, отжёг ты, Димка. Дамы сами падают и в
штабеля укладываются.
Вот что значит быть царским сынком — для тех, кто понимает.
Мамаша спрашивает:
— Вы, должно быть, знакомы с семьёй графа Бобруйского? Сынок
покойного графа — жених Настасьи.
— Да, — отвечаю, — имел счастье быть знакомым.
Ну, и не соврал даже. Видал я этого графа, и живым видал, в
мундире и орденах, и мёртвым. На кусочки порванным после взрыва. —
Слышал, у вашего мужа с графом Бобруйским были дела?
— Ах, — отвечает дама, — дела. Бедный муж, он так заботился о
семье, всё желал нам достатка. Как будто в этом счастье!
Дама всхлипнула, вытянула из-под платья конверт.
— Вот, даже накануне… накануне трагедии прислал мне письмо. Там
какие-то заметки, что-то о графе… я не вникала. Вы же
понимаете…
Я взял конверт. Пальцы кольнуло, будто электричеством. Так, так,
интересно…
Не успел я конверт разглядеть, затопали ноги, дверь в комнату
распахнулась. Ширму в сторону отодвинули.
Вошёл лакей. Важный, как генерал. За ним вплыли, как утки по
гладкой воде, статс-дамы. Встали вокруг, руки на животе сложили,
замерли. Вошла высокая, важная дама — великая княгиня.