— А зачем ты их зовёшь, государь, если они непредсказуемы? —
удивился Тараско.
— Так они всё равно сами туда придут, — отмахнулся я. —
Зато ногаев под корень вырежут. А там, может, и на крымских татар
натравить удастся. А мы, если что, подсобим. С этими стервятниками
нужно решать вопрос раз и навсегда. Сколько горя они принесли,
сколько плодородной земли из-за них пустует. В общем,
с калмыками, Иван Исаевич, не ссорься, но будь настороже. Если что,
к Строгановым за помощью обратись. Я им уже послание о том
отослал.
— Выходит, знал, государь, что я не откажусь? — грустно
улыбнулся Болотников.
— Не знал, — вернул я ему улыбку. — Просто, если бы не ты,
то кто-то другой туда поехал. Но лучше ты. Слишком трудное дело,
чтобы абы кому его доверить. Ты уж постарайся, Иван Исаевич, —
поднялся я из-за стола. — Поднимешь заводы; тут тебе и помилование,
ичесть великая будет.
***
Договорившись с Болотниковым, решил заглянуть к сестре.
Послезавтра в поход, который, учитывая количество врагов, ещё
неизвестно чем закончится. Может так случится, что уже и не
вернусь. И это будет катастрофой не только для страны, которая всё
же скатитсяв пропасть кровавой Смуты, но и для
конкретно для царевны. В то, как с ней поступит победитель,
возможны варианты, но хорошего ждать не приходится.
Покои царевны, находились в другом крыле дворца. Быстро
миновав несколько переходов, вхожу в просторную светлицу. Ксения,
отбросив вышивку, несмело улыбается, несколько боярышень, встав с
лавки, дружно кланяются, стреляя в мою сторону глазами. Сколько
знакомых лиц. Тут и Мария Подопригора, и Анастасия
Малая, и ещё одна Мария, как-то, между делом, вытащившая меня из
трясины. Её отца за сей подвиг я возвёл в царёвы чашники, заодно
пожаловав небольшой деревенькой под Костромой, а саму девушку
пристроил в свиту ксестре.
Собственно говоря, я специально окружил царевну сверстницами.
События четырёхлетней давности не прошли для Ксении бесследно.
Убийство практически на её глазах матушки, неудачная попытка
спастись бегством с последующим заключением в монастырь, известие о
моей гибели и затем, жизнь в постоянном ожидании пострига или
выдачи на потеху самозванцу. Всё это наложило на сестру свой
отпечаток, превратив жизнерадостную девушку в тихую, молчаливую
затворницу с глазами затравленного зверька. Но постоянное
присутствие подруг, их беззаботность, энергия и задор, постепенно
делали своё дело, пусть медленно, но верно возвращая мне прежнюю
Ксению.