Но сквозь боль он чувствовал… нечто иное. Странную, вибрирующую
энергию, пульсирующую в каждой клетке. Голод. Зверский,
нечеловеческий голод, будто он не ел неделю. И еще – странную
легкость, несмотря на травмы. Кожа на предплечье, там, где ожог был
не таким сильным, уже не кровоточила. Более того, краснота вокруг
раны начала спадать прямо на глазах, оставляя после себя
розовеющую, затягивающуюся плоть.
«Ускоренный метаболизм, – констатировал он с мрачным
удовлетворением. – Работает. Значит, и остальное…»
Он с трудом поднялся на ноги. Голова кружилась, но он устоял.
Взгляд упал на разбитое зеркало на одной из уцелевших дверец
шкафчика. Из осколков на него смотрело лицо Барри Аллена, но
искаженное болью, покрытое сажей и кровоподтеками. И шрамами. Один,
особенно заметный, пересекал левую бровь и щеку, другой змеился по
шее, исчезая под обрывками воротника.
«Спидфорс? Хорошо, – прошептал он пересохшими губами, и его
голос прозвучал хрипло и незнакомо. – Похоже, я получил главный
приз этой лотереи». Он провел рукой по лицу, ощупывая новые
отметины. «Но здесь всё не как в комиксах… Это уж точно». Там герой
обычно отделывался легким испугом и парой царапин, если не считать
комы. Здесь же реальность оставила свои безжалостные автографы на
его теле.
Он сделал несколько шагов, и мир качнулся. Нет, не от слабости.
От чего-то другого. Все вокруг казалось… замедленным. Капли дождя,
падающие из дыры в потолке, словно застывали в воздухе на доли
секунды, прежде чем разбиться о пол. Его собственное сердце
колотилось с невероятной скоростью, но это не вызывало дискомфорта.
Скорее, наоборот, это было… правильно.
Он обвел взглядом разрушенную лабораторию. Место его второго
рождения. Или перерождения. Сознание металось между эйфорией от
новообретенных способностей и холодной яростью на обстоятельства,
которые его сюда забросили. Он не просил этой жизни. Не просил
этого тела. У него были свои планы, свои цели в том, другом, теперь
уже бесконечно далеком мире.
«И где мой Холкомб?» – эта мысль, совершенно неуместная в данный
момент, вырвалась из глубин его старой памяти, как отчаянный крик о
потерянном. Холкомб. Его верный пес, старый ворчливый бультерьер,
единственное существо, которое ждало его дома. Теперь его нет. Как
и всего остального.