Пока один наставлял на нас дуло
незаряженного автомата, — почему-то я был в этом уверен, — второй
нахмурился и читал наши с Грызловым бейджики. Ну а я, не в силах
терпеть заминку в такой ответственный момент, завёл источник и
принялся нагнетать. Накидал парням в голову таких развесёлых
картинок, что у бедняг штаны превратились в некое подобие циркового
шатра для мелких грызунов.
А тут ещё и кусты по ту сторону
ограды зашебуршали.
— Ах! — простонал из них женский
голос. — Ох! Си! Кози! Ан-ко-РА-А-ААА-АХ!
Ну кайф! Жрицы любви не стали долго
расшаркиваться и уже вовсю стригут купоны. И всем хорошо!
Пацанчики, которые нас «остановили», от этих охов-вздохов вскипели
окончательно, отдали честь, сказали что-то ещё и посеменили к
плацу.
А мы отправились дальше и… У-у-ух!
Ощущаю себя героем боевика. И даже круче! Герой боевика круто
удаляется, не оборачиваясь на взрыв. Мы же с Грызловым удалялись
прочь, не оборачиваясь на оргию, что даже круче крутого.
— Петь, а давай как будто в слоу-мо
пойдём?
— А давай!
— Ах! Ох! Пью фон-до! ПЬЮ
ФОН-ДО-ОО-АА-ААААХ!!!
Каким таким волшебным образом Петя
открыл и завёл лодку — не моего ума дела. Как он сам выразился:
«при помощи лома и такой-то матери», — однако своими глазами я
этого не видел. Пока суть да дело я стоял на шухере и прыгнул в люк
лишь тогда, когда Грызлов сказал, что можно.
Прыгнул и…
Вот оно, классическое столкновение
ожиданий с реальностью. Можно даже сказать «эталонное». Изначально
мне представлялось увлекательное комфортабельное плавание. Я,
дескать, сижу на креселке, веду досужий разговор с попутчиками и по
ходу дела разглядываю в иллюминатор проплывающих мимо рыбок.
Так вот хрен там! Причём по всем
пунктам сразу.
Во-первых, никаких иллюминаторов и
никаких рыбок. Смотреть можно либо в пол, либо в потолок, либо себе
на коленки. Во-вторых, разговоры с попутчиками тоже отменяются. Они
невозможны по причине рёва моторов, — коммуницировать можно только
с помощью криков. Ну и в-третьих… какое ещё, в жопу, кресло?!
О комфорте на время плавания можно
забыть. Пускай внешне эта дура представляла собой чёрного цвета
железную пилюлю метров так-эдак десять длинной, — что на мой взгляд
очень даже много, — внутри у неё совершенно не было места. И если
так подумать, то взорванный Тарановым понтонный катер был в этом
плане в разы просторнее.