Жена герцога де Фракиза была другой крови и от рождения принадлежала к другому роду. Наверное, поэтому заклинание прелатов Нагрота на нее не подействовало. Но я не сомневалась – маги знали, что она не сбежит, что придет сюда сама. Придет, потому что не сможет оставить мужа и дочерей.
- Юна! Клодия! Мои доченьки! – вся в слезах матушка пыталась добраться до нас, но слуги посланников короля держали ее, не позволяя приблизиться. Только один раз ей удалось вырваться и броситься с истошным, срывающимся криком к мужу: - Теодор! Спаси наших девочек! Спаси их!
Видя горе нашей матушки, я не сдержала рыданий. Губы отца дрожали, когда он слушал, как кричит, разрывая воздух над замком, его жена, когда смотрел, как ее хватают за руки, заламывая их за спину, как смыкаются и на ее кистях кандалы. И только лицо Юны оставалось отстраненным, будто она была не здесь, по-прежнему не видела ничего и не слышала.
- Ведите нас в святилище живых камней Ансаллы, - выступил вперед один из прелатов, по-прежнему пряча лицо в тени кроваво-красного капюшона.
В каждом замке королевства имелась комната, стены которой возводились из живых камней. Такова была традиция. Таков был закон. Путешественники, бывавшие в других королевствах континента, говорили, что по всей Ансалле действовала та же традиция и тот же закон.
Наш замок не был исключением. Комната со стенами из живых камней была и здесь. Комната, которая находилась в самом сердце замка. Комната, где указом короля всю нашу семью должны были казнить.
Слуги нашего замка, мажордом, который долгие годы преданно служил моему отцу, выполнял все поручения моей матушки, покорно понурив голову, выполнял приказ, указывая прелатам Наргота путь к святилищу.
Мы уже почти вошли снова в замок, когда раздался крик:
- Юна! Отпустите ее! Отпустите мою невесту! Клянусь всеми богами, я убью любого, кто встанет на моем пути к ней!
Я узнала этот голос еще до того, как обернулась.
Лоран!
Но раньше, чем я посмотрела на него, мой взгляд невольно нашел Юну, потому что она наконец ожила, сбросила с себя покрывало цепенящего смирения, и с ужасом в глазах закричала, срывая голос:
- Лоран, нет! Прошу, не надо! Умоляю, нет!!!
И повернув наконец голову назад, я все поняла. Юна смирилась с тем, что умрет. Смирилась даже с тем, что вместе с ней умрут ее мать и отец, ее сестра. Только одна вещь не отзывалась в ее сердце смирением – неизбежная гибель ее возлюбленного.