— Иван Палыч, Фроська про язвы не
говорила. Кашля, вроде, тоже нет. Только жар, животы крутит, и… ну,
гадость эта, кровавая. И слабость, говорят, как будто кости
тают.
— А врач местный что говорит?
— Какой врач? — удивилась Аглая. — В
Рябиновке нет врача. Даже травниц нет. Сюда все ходят.
— М-да… — протянул доктор. И вдруг
догадка начала крутиться совсем близко.
— Постой, Аглая. А что там, в этой
Рябиновке… с водой?
— А что с водой?
— Откуда берут?
— Известно откуда — с колодца!
Правда в последнее время мутная стала вода, после осенних то
дождей.
Иван Палыч просиял.
— Аглая, не чума это. Дизентерия
обычная. Либо… тиф, брюшной. Бактерия Salmonella typhi,
передающаяся через воду и пищу. А Афинской называют, потому что
впервые в Афинах была она зарегистрирована. Вспомнил!
— Ну Иван Палыч! Ну голова! —
уважительно прошептала Аглая. — Так что же теперь делать? Не
паниковать? Успокоиться?
— Паниковать никогда не нужно. А вот
успокаиваться и расслабляться еще рано. Брюшной тиф — это не чума,
но сейчас, без чистой воды и лекарств, это всё равно что… — доктор
хотел сказать «смерть», но вовремя поправился: — Ничего хорошего в
общем не жди. Вот что. Сходи к Анне Львовне, предупреди, только
осторожно, чтобы панику в селе не поднять. Скажи ей, чтобы воду
кипятила и только кипяченую пила и ученикам только такую и давала.
Также скажи — пусть детей не пускают к реке.
Аглая тут же умчалась прочь.
«Нужно бы телеграмму подать в
город», — подумал он.
И тут же покачал головой.
Телеграмму в уезд пока рано слать.
Фроська — сомнительный источник информации, могла и напутать, а без
фактов не дело почем зря шум поднимать.
И понял — нужно ехать в Рябиновку
самому и самому убедиться в наличии тифа. Понял — и тут же начал
собираться. Открыл саквояж, проверил склянки — йод, спирт, хинин,
всё, что могло пригодиться. Слабый конечно набор, но выбирать не
приходится.
Вышел на улицу, закрепил саквояж на
багажнике мотоцикла.
Мотор железного коня кашлянул,
зарычал, выплюнув облако дыма. Пора было отправляться на встречу
неизвестности.
***
Дорога, узкая и ухабистая, вилась
змеей через поле. Ветер, ледяной, как сталь, хлестал лицо,
пробираясь под воротник. Осень наступала на Зарное, уверенно
отвоевывая территории, погружая их в грязь и промозглый холод.
Поле довольно быстро кончилось, лес
обступил дорогу плотной стеной. Стало заметно холоднее и сыро.
Дневной свет, серый и слабый, тонул в чаще, и тишина, нарушаемая
лишь рёвом мотора, давила на мозги.