— Иду, — устало вздохнув, ответил
доктор.
Счетоводов еще не хватало. Хотя
Парфенов честно признался — отправит людей, чтобы все посмотрели,
проверили. Сдержал слово.
— Ефросинью проверила? Жар есть?
Маски девкам выдала? — кисло поинтересовался доктор, топая по
коридору.
— Проверила, жар держится, хинину
капнула, как велели. Маски на всех раздала, проинструктировала, —
кивнула она, её пальцы, красные от карболки, продолжали нервно
теребить подол. — Иван Палыч, там эти… счетоводы… строгие, бумаги
таскают, шуршат, как мыши, шепчутся. Не нравятся они мне.
— Разберемся.
Комната, тесная, квадратная, была
освещена тусклой лампой. Двое мужчин сидели за столом, заваленным
бумагами. Первый, длинный и худой, как жердь, с узким лицом и
впалыми щеками, напоминал постного попа. Его очки, круглые, все
время норовили сползти на самый кончик длинного носа и гость
возвращал их на место таким же длинным пальцем, передергивая при
этом как лошадь костлявыми плечами.
Второй, толстый и низкий, с красным
лицом и потным лбом, пыхтел, как самовар. Его жилет, тесный,
малиновый, трещал по швам, а усы, сальные, тонкие и длинные,
топорщились над пухлыми губами.
Увидев доктора, гости встали, худой —
резко, толстый — с кряхтением.
— Пётр Фомич Лядов, старший ревизор,
— представился худой, его голос, высокий и скрипучий, резал уши.
Выцветшие глаза, холодные, как лёд, впились в Ивана Палыча. — От
генерал-губернатора, по делам бухгалтерии.
— Петров, Иван Павлович, главный
врач, — ответил доктор. — Да, мне господин Парфенов говорил о том,
что вы прибудете.
— А я Силантий Прокофьич Буров,
помощник, — прогундосил толстый, вытирая лоб платком, пахнущим
луком. — Доктор Петров, стало быть? Поговорить надобно, дело
серьёзное.
Иван Палыч, сев напротив, кивнул.
— Конечно, как вам будет угодно. Что
за дело, господа? Больница работает в штатном режиме, раненых
подлечили, выписали, тиф держим под контролем. Какие вопросы?
Лядов, щёлкнув пальцами, вытащил лист
из стопки, его очки блеснули, и он, ткнув тонким узловатым пальцем
в бумагу, заговорил:
— Ну что ж, тогда сразу к делу, — и
как-то нехорошо улыбнулся. — Приписки, доктор Петров, приписки!
Вот, обнаружилось… По бумагам в вашу больницу за полгода поставлено
морфина в пять раз больше, чем вы могли использовать! Вот,
смотрите: пятьдесят склянок по десять кубиков, а в журнале — только
десять склянок. Где остальное? Я понимаю, что может быть ошибочка
закралась где-то, забыли, запамятовали, всякое бывает. Но… Главное,
— он подвинул лист, — на накладных печать вашей больницы и подпись
ваша, Иван Палыч! Вроде получается, что намерено все это.