А Гробовский, щурясь, слушал.
— Паршивое дело, Иван Палыч, —
заключил он, когда рассказ был изложен. — По всему видно, что
Сильвестр — скользкий, как угорь. Слова пацана против него — пшик,
он, как ты и сам догадался, тут же в отказ пойдёт, Андрюшку
подставит. Это я по опыту знаю. Такие жулики мать родную продадут,
лишь бы себя спасти. Улик нет, а Лаврентьев без них и не чихнёт.
Сильвестр, небось, в уезде связи имеет. Субботина прижать проще, на
него свидетель есть авторитетный — аптекарь. Он и подтвердить, что
этот самый господин отоваривал у него морфин. А вот с Сильвестром…
Кстати, как у него фамилия?
Иван Палыч растерялся.
— Я, признаться, не знаю даже…
— Вот видишь. Хитер, собака.
— Так что же теперь делать то?
Гробовский задумался.
— Вариантов никаких… Хотя, если
только… не заставить Сильвестра написать чистосердечное! Поймать
его на горячем, прижать, чтоб сам всё выложил — про морфин, про
накладные, про Андрюшку. Но это, брат, игра тонкая, как штыком в
темноте. Надо знать, где он, с кем, и подловить, пока не сбежал. Да
и опасно.
Гробовский поднялся, принялся ходить
по палате.
— Знаешь что, Иван Палыч, вот как
поступим. Меня назавтра выписывают. Давай-ка я к тебе в Зарное и
приеду. Там придумаем что-нибудь. Ближе, как говорится, к
событиям.
— Уверены? У нас в Зарном тиф…
— Зараза к заразе не пристает! —
отмахнулся тот. — К тому же я тебе сильно обязан. Так что не спорь
— еду к тебе завтра!
— Спасибо, Алексей Николаич!
— Не переживай, разберемся. И тут как
удача повернется.
— Что вы имеете ввиду? — не понял
доктор.
— Либо мы Сильвестра прижмем. Либо он
нас постреляет. Третьего не дано! — Грабовский вдруг зычно
рассмеялся, но Иван Палыч понял, что это была не шутка.
План придумали по пути, в поезде.
Да, собственно, у Гробовского уже имелись наметки. Проносились за
окном унылые заснеженные перелески под мутным безрадостно серым
небом. То вьюжило, то просто шел снег, накрывая стерню плотным
грязно-белым покрывалом.
Легенда была простой: поручик просто
приехал долечиваться, на консультацию к доктору, ибо Иван Палыч все
же был известный человек — не зря же о нём в газетах писали?
Остановиться Гробовский решил у
станового пристава, штабс-капитана Петра Николаевича Лаврентьева,
которого еще с вокзала предупредил срочною телеграммой.