Интересно было наблюдать, как генерал, человек, привыкший
командовать, почти заискивает перед начальником тюрьмы. Мне даже
захотелось поморщиться от этого зрелища. Но я понимал — генерал
делает это не ради себя, а ради Медведева, как бы неестественно это
не выглядело.
— Ну каюсь перед вами, виновен я. Допустил я промах. Не надо мне
было так круто с Медведевым-то обращаться. Ну, вы ж сами поймите,
он же герой. Вы же сами рассказывали, что не раз общались с ним и
восхищены его стойкостью, доблестью и духом. И что же вы позволите
такому человеку погибнуть зазря?
Слуцкий, все это время стоял рядом, кивая в такт словам
Петрищева. Остальные гости деликатно отошли подальше, создавая
видимость, что вовсе не прислушиваются к разговору. Но я-то видел,
как напряжённо они вслушиваются, ловя каждое слово — особенно
начальник внутренних дел.
— Не за зря, — произнёс Горин, вытерев рот,
— Что? — переспросил Петрищев.
— Он погибнет не зазря, а за преступление, между прочим,
серьёзное преступление. Боевому генералу было нанесено оскорбление,
и также имела место быть угроза расправы. Такое должно караться по
закону, и опять же это не только моё частное мнение – приговор был
вынесен судом и трибуналом. К тому же подписан императором.
— Но вы ведь понимаете, что это истинная нелепица, — мягко
произнёс Мартынов, оказавшийся участником диалога.
Горин резко развернулся к купцу и грозно уставился на него:
— Ну, что вы хотите сказать, что суд императора допустил ошибку?
Что имперское решение подлежит какому-то обсуждению? — затем
посмотрел на Петрищева. — Вы тоже, считаете, что себя выше решения
императора? — сверлил он генерала взглядом.
Я видел, как сглотнул генерал, как непроизвольно дрогнула его
рука с бокалом. Обвинение в неуважении к решению императора было
опасным — здесь собрались государевы люди, и такие слова могли
дорого обойтись даже человеку в генеральском чине.
Мартынов, наблюдавший эту сцену, едва заметно отступил, жеманно
улыбнулся уголком рта. Он явно явно соображал, какую выгоду может
получить из этой ситуации. А вот его жена, та самая вульгарная дама
в красном, почему-то смотрела не на спорящих, а на меня.
Петрищев явно чувствовал себя неловко под взглядом полковника,
хотя, казалось бы, он же генерал. Однако выпрямился, посмотрел
строго на начальника тюрьмы.